Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Купить я должен...
Франц.
Да, но не товар. Могу ли говорить, тебя не зная?..
Янн.
Вы ежедневно видите меня. Тот, кого видите, и есть ваш собеседник. Кого погладили, а он вас оттолкнул. И накричал, как будто сам он - мастер. Осьмнадцать лет ему, он ищет только вас, он прибыл из Ростока. Но - случайно. Корабль, из Данцига приплывший в город мой, стал поводом. Я не богат, не беден.
Франц.
Не человека описал ты мне и не животное. Хочу я больше знать. Осьмнадцать лет... Ребенок ты? Мужчина? Мужчина - и не встретился с любовью? Неужто на разврат ты падок, и...
<отсутствуют две строки>
Янн.
Мужчина я. И доказать могу вам. Только - к моей душе приблизитесь тогда, что мне противно.
Франц.
Но этого как раз хочу я. И требую. То будет плата мне. И я не отступлюсь. Я жизнь свою тебе доверить должен, непостоянному. Узнав всё, сможешь ты меня предать, я буду четвертован. А сила жить во мне увяла. Слишком много я знаю, чтобы радостно дышать, и к боли я не глух. Залога ты не дал мне - уходи же, поторопись. И так ты об Искусстве много знаешь. Что, коль придет тебе охота двулично миру подмигнуть - глазом праведника и другим, злодея? Словно ты - подручный палача? Тогда бежать придется мне, себя спасая, к монарху Польши, чтоб дремотный сок ему варить.
Янн.
Я не предатель. Мстить беспомощному одиночке - такое в голову мне не придет. Прийти не может. Сомневаетесь, что я могу молчать?! Я в этом городе молчу пред каждым. Найдите женщину, чьи руки хоть однажды обвили шею мне! Да что там женщину - хотя бы слово, которое во сне я прошептал. Я снов вообще не вижу. В Данциге остался ради вас. Хочу у вас освоить ученье темное, закон творенья... И я отнюдь не глуп, отлично знаю, что догму таинств должен я отринуть. Как многое другое. Я уж это сделал. Читал я книги, не совместные с Писаньем.
Франц.
Ты говоришь сейчас с намереньем нечестным. Противишься моей ты цели, хочешь от выполненья уклоняться, как и прежде, того, что требую. А то, что ты читал, - для лет твоих младых, быть может, было ересью взаправду. Да толку что в том мужестве нестойком, коль, проявив себя однажды, не растет? Теперешний твой возраст ненадежен. Кто станет на юнца рассчитывать, который еще и с женщиной не переспал?
Янн.
Так требуйте! Давно я понял, что... Меня вы любите сильней, чем вам пристало. И на лице у вас - следы моих ногтей. Но коль не будете учить меня всерьез, не проведу здесь больше и недели. Вот я стою пред вами. Хорошо: меня разглядывайте, сколько вам угодно. Но прикасаться я к себе не дам.
Франц.
Так говорят незрелые юнцы. Я не слепой. И вижу, что красив ты. Я ж человек в годах, и потому во сне нередко юных вижу. Ты слишком щепетилен.
Щепетильность может ученью помешать, ибо в божественных законах голо всё.
Янн.
Прекрасно - пусть всё будет голым, как кобылы. Я душу полностью пред вами обнажу. Но самого меня, вот это тело трогать никто не вправе. Оно пока сохранно средь творенья - не важно, для чего.
Вы требуйте. Я все исполню, кроме... одного. Взамен однако я хочу все ваше знание, и веру, и умения, и ложь.
Франц.
Прибыток мой не так уж и велик. Но все равно, согласен я на сделку. С тобой я заключаю договор. Во-первых: поклянись молчать, что б ни услышал. А коль нарушишь клятву, примешь смерть. Поклясться должен ученик лишь в этом.
Янн.
А чем мне клясться?
Франц.
Богом - как положено — клянись.
Янн.
(Неужто - Богом?)
Разве я - от Бога, чтоб клясться именем Его?
Франц.
Не сомневаюсь. Красоты в глубинах ада нет.
Янн.
Как — нет?
Франц.
Еще узнаешь ты об этом.
Янн.
Так значит, Бог - не только Добрый Пастырь, дух раболепных и послушных стад?
Франц.
Его зовут Абраксас. Это имя не поминают на молитвах всуе. Лицом к лицу Его никто не видел.
Янн.
Не видел... Но тогда откуда Его знают? Не видя, как же чувствуют Его? Как распознать, что нам о Нем не лгут?
Франц.
Он существует. Учим мы закону Бога. Законом этим сами и живем. Им, как напитком, жажду утоляем. Нас всюду привечает образ Божий.
Янн.
Взаправду? Покажите мне его.
Франц.
Смотри.
Янн.
Я вижу здесь лишь самого себя.
Франц.
Так значит, ты и есть тот образ Божий. Как и написано в священных книгах.
Янн.
Не понял ничего. Но я клянусь. И - коль я от Него - сдержать сумею клятву; если же порочен, то клятва будет не порочней жизни.
Франц.
Дай руку. А глаза прикрой. Вот, ты клянешься Богом, что все услышанное похоронишь в сердце, под страхом смерти. Твоего ответа мне не нужно, ни «Да», ни «Нет». А только - каплю крови. Зубами вырванную из руки твоей. Беда, коль закричишь. Это отменит клятву. (Кусает его в ладонь.)
Теперь ты ученик.
Янн.
Так требуйте. Быстрей и больше - всё. Но только так, чтобы за час один желанья ваши мог бы я исполнить. Лишь час готов терпеть я, что обобран. Предаться лично вам я не хочу. Духу, пожалуй: Символу - не вам.
Неведомому Богу кровь отдам, но не губам вашим, чтоб ею опьянялись изо дня в день. Как наслаждались вы! Как глубоко мне руку прокусили. Скорее нашу сделку завершим, коль Бога вы служитель, а не ада!
Франц.
Меня неправильно ты понял, как всегда. Твое ли дело, вправду ль наслаждаюсь я должностью моей? Твоим утехам я ведь не мешаю, да и не знаю их. Зачем судить так строго? Коль хочешь выигрыш ты получить, терпи. А будешь мне противиться, ученье тебе безрадостным покажется и чуждым, лишенным кристаллического блеска. Нас отличает от безумцев то, что Символу всецело предаемся и не считаем чуждою Познанью часть никакую тела иль души. В конце придется заплатить сполна за мудрость нашей веры. Квадры мирозданья нашего - поштучно - палач из тела вырвет; все, что сердце, ликуя, познавало, что вливалось в душу тысячей потоков, - сокровища все эти поневоле уступим палачу, уступим... их подобье. Подобьем будет тело в пятнах крови... Нет части в нас такой, что палачу покажется для пытки непригодной. Калеными щипцами оторвут соски нам и плоды те, что в промежности созрели, и выпотрошат все нутро. На пользу делу муки убиенных о нас свидетельствуют; только почему страдать должны мы ради этой цели? Ты, может, хочешь отвернуться от себя? Иль я был слишком груб? Иль пыток ты боишься? Отнюдь не каждого рука судьи хватает. До большинства не доберется он. Союз велик. И жертвуют собой лишь единицы... Тем же, кто погибнет, поможем мы скончаться в сладких грезах, всем пыткам вопреки.