— Я знаю, кто ты. Ты та богатая баронесса, фон Вольф, вот как тебя зовут. Лукреция фон Вольф. Ты делала фильмы, я видела тебя в кино.

Ну, по крайней мере, решение было принято за меня, подумала Алиса.

— В таком случае, — сказала та, которая спрашивала, откуда она, — мы все о тебе знаем. Вы шпионка, мадам фон Вольф. — Она выплюнула это слово, словно яд. — Вы шпионили в Бухенвальде для нацистов, мы все о вас знаем.

— У нас есть свои пути, как узнать, что происходит в других лагерях, — сказал третий голос, и по толпе прошел шепот, полный неприязни.

— У нас также есть свои способы обращения со шпионами.

Алиса вздрогнула от злой ненависти в их голосах и инстинктивно отступила назад, но вспомнила, что дверь заперта.

— Вы здесь, чтобы шпионить за нами? — произнес новый голос, строгий и обвиняющий.

— Я здесь не за тем, чтобы шпионить. Я никогда не шпионила. В Бухенвальде я работала против немцев ...

— О да, конечно, — сказал молодой голос саркастично. — Разве вы не знаете, что все шпионы так говорят? «Я делала это ради моей родной страны... Я была двойным агентом, работающим на Польшу, Чехословакию или Украину». Это полная чушь, баронесса. Вы вели очень прибыльную игру в Бухенвальде, мы слышали о ваших уютных обедах с Карлом Кохом и о ваших вечеринках с фон Риббентропом.

— А теперь, — сказал первый голос, — вы здесь, чтобы выведывать наши секреты и бежать с ними в гестапо.

Пытаясь говорить спокойно, Алиса сказала:

— Вы все неправильно поняли. Что я могу сделать... что я могу сказать, чтобы убедить вас? — Но даже если бы ее не узнали, ее инстинкты предупреждали ее не открывать свое истинное лицо. Возможно, однажды она будет очень рада быть Алисой Уилсон, чтобы скрыться именно под этим именем. — Правда, я никогда не работала на нацистов.

К этому времени маленькие огоньки пламени слегка разгорелись, так что она могла более четко видеть барак. Узкие койки стояли рядами вдоль обеих стен, и в конце барака стояла низенькая металлическая плитка с аккуратно поставленной на нее железной чашкой, как будто там подогревалась какая-то жидкость. Несколько фигур из тех, кого Алиса различала в дымке, столпились вокруг печки, держа над ней свои худые руки.

— Я здесь, потому что обманула гестапо, — сказала она.

— Как? Что ты сделала, чтобы обмануть их?

Голос был по-прежнему резким и бескомпромиссным, как будто его обладательница была готова принять как ложь любой ответ, который могла дать Алиса, но она тем не менее сказала как можно спокойнее:

— Я поставляла ложную информацию о побегах из лагеря. Несколько человек так делали, мы обманывали коменданта и позволяли другим устраивать побеги.

— Я говорю, она врет, — сказала женщина у печки, заговорившая в первый раз. — Оставьте ее. Ведь это мы делаем с шакалами, которые вынюхивают для гестапо, так?

По толпе снова прошел гул одобрения, и они отвернулись, оставив Алису беспомощно стоять у двери. Паника вновь заползла в ее сердце, на этот раз из-за перспективы быть тут изгоем. Узницы будут ее избегать, а охранники, конечно, сфокусируют на ней свою неприязнь, как только узнают, что она сделала в Бухенвальде.

Мысль едва начала формироваться у нее в голове, когда снаружи послышался звук шагов. Дверь барака открылась, и лиловый луч скользнул внутрь, освещая голые доски на полу и ряды коек. Но до того, как это случилось, малюсенькие утешающие огоньки свечей были потушены, и осуждающие лица растаяли в темноте.

В дверном проеме стояли четверо мужчин, все в темной форме гестапо. Самый высокий из них переступил через порог, и его губы вытянулись в брезгливую линию, как только запах немытых тел достиг его. Тонкий шрам морщил кожу его лица от скулы к углу рта. Шрам от шашки, подумала Алиса, когда свет упал на его лицо. Когда-то дуэльный шрам был знаком чести среди немецких офицеров. Казалось, волк надел маску человека, и маска немного сползла.

Его взгляд остановился на ней, и он сказал:

— Баронесса?

Это был не совсем вопрос, это было больше похоже на то, что он идентифицирует ее для себя, но Алиса вызывающе подняла подбородок и сказала:

— Да.

— Я Рудольф Милднер, шеф гестапо в Катовице и глава политического отдела в Освенциме. Вы должны пойти с нами.

Он кивнул двоим, стоящим рядом с ним, и они схватили Алису за руки, так что ей пришлось бросить свой маленький узелок с вещами.

— Куда вы ее ведете? — требовательно спросила женщина, которая казалась лидером среди жителей барака, и на этот раз в ее голосе безошибочно слышался протест. Теперь Алиса могла видеть, что она была моложе, чем другие, и что у нее были отличительные высокие скулы жителей Восточной Европы.

— Она будет наказана за свое поведение и предательство, — сказал Милднер. — Она заносчивая сука, которая пыталась сделать из Третьего рейха дураков.

— Это было не очень сложно, — сказала Алиса, и на этот раз она почувствовала отчетливую волну тепла, исходящую от нескольких женщин.

Но глаза Милднера блеснули злобой, и он приблизился к ней, его губы снова вытянулись в оскал рычащего волка.

— Сегодня, баронесса, — сказал он, — вы получите урок. Этот урок вы никогда не забудете, и вы выучите, что те, кого поймают при попытке предать фюрера, не получают прощения.

Алиса так никогда точно и не узнала, в какое место в лагере ее в ту ночь привели гестаповцы. Освенцим был слишком чужим для нее, чтобы она могла вычислить схему, и слишком большим. В любом случае, мир сжался до размера беспомощного страдания, где время прекратило свое существование или даже не имело значения и где все пути выглядели одинаково.

Месяцы в Бухенвальде научили Алису, что бороться против СС или гестапо бессмысленно, но она сопротивлялась, хотя и знала, что она не вырвется.

Люди Милднера привели ее в низкое кирпичное здание и втолкнули в длинную комнату, которая была похожа на офицерскую столовую. Там были столы, стулья и подобие бара в одном конце с выставленными на нем стаканами и напитками. Шторы были задернуты за ночной темнотой, и металлическая печка стояла в одном углу, выбрасывая свой пахнущий железом жар в комнату. За столом сидели четверо офицеров гестапо, они обернулись, разглядывая Алису, когда ее втолкнули в дверь.

Слегка гневно она сказала Милднеру:

— Зачем вы привели меня сюда?

Он улыбнулся улыбкой, которая странным образом приподняла только половину его рта.

— Я сказал вам, что вы должны получить урок, баронесса, — сказал он, — и вот вы здесь. Для моих людей это будет очень приятный урок. — Он замолчал, и два человека засмеялись противным смехом. Алиса ненавидела их.

А потом фигура, до этого сидевшая в одном из глубоких, с высокой спинкой кресел, поднялась и подошла к Алисе. Свет от металлической печки упал на его лицо, и на секунду один глаз блеснул красным и, как ей показалось, стал распухать, расти до чудовищных размеров. Алиса не двигаясь смотрела на него, и ее захлестывал совсем другой ужас.