Я бы сделала это, если бы могла, думала Алиса. Да, но как я могу обольстить кого-то, если мои волосы коротко обстрижены, от меня пахнет по2том и одета я в бесформенные полурубахи-полуплатья? Тем не менее она была готова попытаться, хотя осознавала горькую иронию ситуации, в которой находилась. Не так давно самым важным для меня было решить: красить ногти серебряным или алым лаком или где купить черную тушь. Теперь я размышляю, как попасть в постель к садистам, мучителям и убийцам просто для того, чтобы получить несколько дополнительных кусочков хлеба.

Время от времени новости из мира достигали Бухенвальда. Германия была мобилизована для войны, хотя говорили, будто Гитлер не ожидал, что вообще будет какая-то война. Самой важной новостью, однако, были сведения о том, что Герман Геринг, этот бессменный злой гений нацистов, объявил о пятикратном увеличении Люфтваффе.

— Третий рейх как будто разделился, — довольно едко заметила Алиса, обращаясь к другим узницам в двадцать четвертом бараке. — Или Геринг собирается воевать сам?

— Я слышала, что Гитлер собирается аннексировать Чехословакию точно так же, как он аннексировал Австрию, — сказала одна из женщин, Мирка, которую привели из деревни под Прагой, изнасиловали и избили во время «хрустальной ночи», до того как привезли в Бухенвальд. — Но если он решит так сделать, это не покажется ему очень легким. В Словакии сильные и бесстрашные люди, они будут открыто не повиноваться армиям рейха. Они будут бороться. И наши друзья во Франции придут нам на помощь, — уверенно сказала Мирка. — Вот увидите.

Почки как раз начали распускаться, когда вместе с новой партией узников в Бухенвальд пришли новости о том, что гитлеровская армия вошла в Богемию и Моравию и что Франция ничего не сделала, чтобы помешать ей. В ту ночь Мирка плакала в подушку со злобным отчаянием, а Алиса сидела рядом, пытаясь успокоить ее. Они проговорили до рассвета, сочувствуя друг другу, делясь воспоминаниями, и Алиса подумала, что они обе каким-то образом набрались сил друг от друга.

Через несколько дней после этого в Бухенвальд привезли чешских женщин, и они рассказали, как чехи и словаки действительно боролись с немецкими армиями.

— Они боролись, и они все еще не повинуются, — сказала одна из женщин, которую направили в двадцать четвертый барак, и Мирка кивнула, как будто она ничего иного и не ожидала. — Но их побеждают, — сказала женщина. — Мою деревню сожгли дотла, и вся моя семья погибла. — Ее глаза вспыхнули. — Я бы отрезала руку каждому солдату во всей гитлеровской армии за то, что они сделали, — сказала она.

Вскоре после приезда чешских пленных имя Алисы произнесли на вечерней проверке. «Узник 98907, Уилсон, двадцать четвертый барак»

— Здесь, — сказала Алиса, сумев произнести это спокойно, хотя ее сердце начинало быстро-быстро колотиться. «Что я сделала? — в ужасе думала она. — Чего они хотят от меня?» Но, согласно правилу, она сделала два шага вперед и ждала.

— Иди с нами, — сказал один из охраны, схватив ее за руку, и потащил через бетонный четырехугольный двор, где всегда проводились переклички.

Алиса была невероятно испугана, но холодно сказала:

— Я предпочитаю сама идти, — и отмахнулась от их рук. — Куда вы меня ведете?

— В комендатуру.

— Зачем?

— Таков приказ.

Мокрый от дождя двор и ряды людей, расплывающиеся в тумане; она почувствовала, как что-то огромное и гнетущее давит ей на голову, так что кровь больно бьет ей в глаза. Сатана, с кожаными крыльями, с раздвоенными копытами, в конце концов обхватил ее своей мертвой хваткой?.. Время платить по счетам, моя дорогая... Не будь смешной!

Внутри комендатуры солдаты резко подняли руки в немецком приветствии, а потом вышли, оставив Алису одну. Звук закрывшейся двери вызвал паническую клаустрофобию, но Алиса была настроена не показывать свой страх. Помнишь игру «Давай притворимся», Алиса?.. Помни, как ты обманула всех, когда была Лукрецией, и помни, как ты возродила старую игру для кино. Когда я был королем Вавилона, а ты была христианской рабыней... А теперь я христианка в еврейском концлагере, но суть песенки осталась та же. Обмани их, Алиса. Сыграй в игру притворства. Хорошо, вот так.

В этот момент она подняла глаза и огляделась. В комнате было тепло и светло, на полу лежал ковер, а на стенах стояли книги. Книги, тепло, комфорт. О господи, что бы я отдала, чтобы вернуть эти вещи в мою жизнь! Но однажды я вернусь в реальный мир, и у меня снова будет все это.

За полуоткрытой дверью находилась маленькая, скудно меблированная спальня, где комендант иногда спал, если новая партия пленных должна была прибыть рано утром или если должен был состояться визит каких-нибудь важных официальных нацистских деятелей, так что комендант хотел быть наготове. Алиса увидела кровать и умывальник с мылом и полотенцами. Горячая вода. Душистое мыло. Я не вынесу этого, подумала она. Я истощена, я постоянно голодна и постоянно мерзну до костей. Я ношу эту ужасную грязную одежду, мои волосы обстригли, чтобы не было вшей, и за прошедшие шесть месяцев единственными предметами для мытья, которые у меня были, — это холодная вода в каменном корыте и кусок щелочного мыла, которое я делю с двадцатью остальными узницами.

Я пойду на все, чтобы выбраться отсюда... Нет ничего, на что бы я не пошла...

Слова проносились у нее в голове как молитва или проклятие, и в конце концов она взглянула на человека, стоящего у стола. Комендант Бухенвальда, полковник СС Карл Кох. У него были подлые маленькие, глубоко посаженные глаза, а шея была слишком толстой для жестко сшитой формы СС.

Маленькие косящие глазки разглядывали Алису. Через несколько мгновений Карл Кох сказал:

— Для начала я должен сказать вам, что я знаю, кто вы на самом деле. — Его голос был неприятным, но Алиса не почувствовала в нем какой-то особой издевки.

— Правда? — уклончиво спросила она.

— Я видел два ваших фильма, баронесса, — сказал он. Кох произнес этот титул так, как будто считал его абсолютно подлинным. — Для меня это было большое удовольствие.

— Благодарю вас.

— Так что, я думаю, для вас жизнь в Бухенвальде должна быть тяжелой.

— Да, это тяжелое и жестокое место, — через несколько мгновений ответила Алиса. Ее разум работал с бешеной скоростью. Он знал о Лукреции. Что более важно, он верил в Лукрецию. Было ли это чем-то, что она могла использовать с преимуществом для себя?

— Ну, боюсь, некоторые вещи неизбежны, — сказал Кох. — Мне кажется, прошло уже шесть месяцев с тех пор, как вас привезли сюда, да?

— Да.

— Итак. Я думал над тем, что должен быть способ смягчить для вас условия, и у меня есть к вам маленькое предложение.

Он отошел от стола и встал ближе к ней. Алиса почувствовала запах чеснока в его дыхании и вспомнила, что, говорят, он любит дорогую еду и красивых женщин.

— Предложение? — осторожно спросила она.