Чалонер припомнил, что Ганна и Йорк рассказывали о какой-то стычке между Брауном и пастором, что и заставило их внести Парра в список подозреваемых. Инцидент, казалось, был не из серьезных, и Браун, надо думать, о нем бы и не вспомнил, но можно себе представить, как это воспоминание заставляло страдать сердце фанатика Парра. В его глазах оскорбление было нанесено крестовому походу во имя Божье, и он вполне мог решиться отомстить с помощью подвернувшегося пол руку булыжника.

— Жаль, что один из его матросов вздумал вышибить ему мозги, — бесстрастно заметил Хэй. — Лично я считал его достойным человеком, хотя мы успели до его смерти обменяться с ним всего несколькими словами.

— Значит, вы присутствовали при убийстве? — простодушно удивился Чалонер. — Я думал, его убили в гостинице «Ямайка».

— Нет, напали на него здесь, — подала голос Маргарет, почти невидимая в клубах дыма. — Но Хэй любезно устроил так, что в суде говорилось, будто это случилось в «Ямайке». Я не хотела бы, чтобы мой чудесный дом связывали с такими ужасами, как убийство.

Последовала короткая неловкая пауза. Каждый думал про себя, что очень многие сочли бы измену и подстрекательство к мятежу не менее ужасными, чем незаконное убийство. Хэй морщился, досадуя, что старуха с такой готовностью проговорилась о его вмешательстве в правосудие.

Чалонер мило улыбнулся купцу.

— О чем же вы с Брауном «обменялись несколькими словами»? — спросил он.

Хэй осторожно ответил:

— Теперь уже не помню. Это случилось сто лет назад, в апреле. А что?

Чалонер пожал плечами.

— Просто мне не нравится, когда матросы швыряют булыжниками в старших по званию. Что заставило Уолдака наброситься на капитана?

Хэй задумчиво проговорил:

— Ну, незадолго до того Браун сурово отчитал Уолдака за то, что тот не спешил обнажить клинок для защиты своего капитана, заслышав приближающиеся шаги. Я видел, как разозлился матрос.

— Так разозлился, что готов был убить? — усомнился Чалонер.

Причина выглядела не слишком основательной.

— Преступники ведут себя не так, как нормальные люди, — рассудительно заметил Хэй. — После ссоры я повел Брауна в погреб, где состоялось собрание, но он, как видно, задержался, потому что, спустившись вниз, я оглянулся и не увидел его. Я решил, что он остался со Страттом.

— Не со мной, — с излишней поспешностью вмешался Стратт. — Я его не любил и не хотел с ним оставаться. Я держался в стороне. С ним были его люди, но не я.

Он отпирался с такой горячностью, что Чалонер с любопытством взглянул на него. Сильно ли он рассердился, когда Браун обвинил его в воровстве? Стратт был человеком злым и злопамятным — как раз из тех, кто скорее бросит камень в спину, чем сойдется с врагом в открытом поединке.

— И я был в стороне, когда начался шум, — подхватил тему проповедник, — но я видел, как Уолдак бросил камень.

— Как это? — недоверчиво переспросил Чалонер. — Если вы были поодаль, как же вы могли видеть, что происходит? Тем более, как я понял, встреча состоялась глубокой ночью, а значит, было темно.

Ректор поморщился.

— Ну, я, собственно, не видел, как летел камень, но сразу понял, что делает Уолдак. Да он и не оправдывался, когда я его обвинил.

— Просто стоял, — согласился Стратт, — и не отвечал ни на какие вопросы. Сказал только — и повторял без конца, — что на Брауна упал камень из стены дома.

— Гнусная ложь, — заявил Кастелл, снова потянувшись к вину. — Из наших стен камни еще никогда ни на кого не падали.

Хэй продолжал рассказ.

— Я вышел узнать, что случилось. Браун лежал на земле. Оба его матроса склонились над ним, и — как уже сказал Парр — ясно было, что один из них — убийца.

— Он пустился бежать, когда вы подошли? — спросил Чалонер.

— Нет. Они рассказали, что шли за ним и вдруг он упал. Уолдак страшно удивился, когда его арестовали. Сказал, что мы никогда этого не докажем.

— Видели бы вы его лицо на суде! — прокаркал Стратт.

— Он не мог поверить в вердикт присяжных и все твердил, что виновата кладка. Камень и вправду выпал, но рухнул слишком далеко и никак не мог задеть Брауна.

— Уолдак — глупый пьянчуга! — раздраженно заявил Хэй. — А нам совершенно ни к чему внимание, которое привлекла к себе смерть Брауна.

— Вот Хэй и переговорил с друзьями в суде, — закончила за него Маргарет, — чтобы избавить нас всех от скандала. И к тому же ускорить дело: Уолдака судили и казнили без задержки, чтобы поскорей похоронить и забыть.

Хэй бросил на нее острый взгляд, словно почувствовав в ее словах упрек. Маргарет безмятежно выдохнула облачко дыма и ласково улыбнулась в ответ.

— Откуда вы знали, что виноват именно Уолдак? — с любопытством спросил Чалонер, оглядывая всех по очереди. — Почему не второй моряк — Твилл?

— Потому что у Твилла в одной руке был кортик, в другой — кинжал, да еще он сдерживал лошадь Брауна, — не раздумывая, ответил пастор. — Руки у него были заняты, и он никак не мог поднять камень. А кроме того, зачем камень, когда в руках стальные клинки?

— То же самое относится и к Уолдаку. — отметил Чалонер.

Парр вздохнул:

— Верно, но Уолдак был убийца — у него были глаза убийцы.

Чалонер остро ощущал, что все их свидетельства основаны на предвзятости и предположениях, и вовсе не склонен был принимать их на веру. Все расспросы не прояснили ничего о ночи убийства и роли подозреваемых.

— Я слышал удар, — сказал Стратт, улыбаясь, словно от приятного воспоминания. — Почти наверняка это был камень Уолдака, разбивший череп Брауну.

— А кто-нибудь из ваших сообщников уже прибыл в Бермондси, когда это случилось? — спросил Чалонер. — Или там были только вы и двое моряков?

Пастор ответил на его тонкий вопрос пожатием плеч.

— Остальные собирались на встречу, но, как вы сами сказали, было темно и трудно что-либо разглядеть. Кое-кто подошел взглянуть, что случилось, но все, как обычно, были в капюшонах, так что не могу сказать вам, кто поддался любопытству, а кто скрылся прежде, чем поднялся шум.

— А не спрашивал ли кто-нибудь у Твилла, что он видел? — спросил Чалонер. — Он, видимо, стоял ближе всех…

— Он ничего не видел, потому что старался справиться с лошадью, — быстро ответил Стратт. — Она заартачилась, а у него в обеих руках было оружие, и он пытался удержать ее, зажав поводья в зубах! Недоумок!

Чалонер помнил Твилла по «Розовому кусту» и согласился, что парень и в самом деле был не из тех, кто способен совладать с ситуацией, требующей третьей руки. На корабле он показал себя совершенно никчемным, и пожалуй, удавился бы, запутавшись среди линей и тросов, не присматривай за ним товарищи. Единственным его достоинством, насколько помнил Чалонер, была постоянная готовность к драке. Он с восторгом первым бросался на врага, даже когда атака была чистым самоубийством, и Браун использовал его соответственно.