Демойт выглядел великолепно. Вечерний костюм сидел на нем как влитой, напоминая военный мундир, и он встретил своих врагов крахмальной манишкой, твердой как сталь. Он воинственно поглядывал на собравшихся, а на губах его уже дрожало презрение. Рейн рядом с ним казалась совсем крохотной. Она надела длинное белое льняное платье в синих цветочках, оконтуренных черной линией. Две нитки черных бус делали ее шею длиннее, а голову меньше. Волосы у нее были слегка растрепаны. Она походила на юного актера. Мор почувствовал, как сердце сжалось от пронзительной нежности. Он глядел туда, где стояли они, и его любовь обнимала их обоих – старика и девушку.

Один из членов правления заговорил с Рейн, загородив дорогу Эвви, который тоже пытался пробиться к ней. Демойт беседовал с Бладуардом, всячески стараясь намекнуть, что учитель рисования один из немногих людей в этой комнате, с кем можно общаться без неприязни. Сэр Леопольд по-прежнему ворковал с Нэн. Нэн чуть повернулась, чтобы видеть Мора. Мор глядел в пространство. Ему не давало покоя желание отыскать, специально для беседы с сэром Леопольдом, тот особый тон, в котором нескрываемое высокомерие сочеталось бы с безукоризненной вежливостью.

Огласили начало обеда. Эвви, конечно же, не продумал заранее, кому за кем идти. Поэтому возникла хоть и куртуазная, но все же самая неподдельная толкотня в дверях. Дам пропускали вперед. Кроме Рейн, Нэн и миссис Пруэтт приглашена была еще миссис Кингсли, жена одного из членов правления, прибывшая позже всех и оказавшаяся самой пожилой из присутствующих дам. Эвви теперь раскланивался перед Рейн, желая пропустить ее вперед, в то время как Рейн хотела уступить дорогу миссис Кингсли. Сначала все говорили одновременно, потом вдруг замолчали. В итоге сэр Леопольд прошел первым, держа под руки миссис Кингсли и Нэн. Эвви последовал за ними с миссис Пруэтт и Рейн. Затем вошли Демойт и Бладуард, а потом шумной толпой и все остальные.

К счастью, места за столом были строго обозначены, так что замешательство не повторилось. Почетное место находилось в голове стола, напротив картины. Здесь сел Эвви, слева от него Рейн, справа миссис Кингсли. Демойт поместился возле Рейн, а возле Демойта – сэр Леопольд. Нэн выпало сидеть рядом с ним. Прочие члены правления расселись по мере удаления от миссис Кингсли, а миссис Пруэтт села на другом конце стола, рядом с Бладуардом, с которым, к всеобщему удивлению, у нее оказались отношения самые что ни на есть дружеские. Остальные гости заняли места вдоль той стороны стола, которая была ближе к камину. Мору досталось место напротив сэра Леопольда и обеих женщин – Нэн сидела слева, а Рейн справа. Подали рыбу и к ней белое вино. Мор надеялся, что Хензман уже вкратце сообщил Эвви о количестве и о качестве вина. Ему вдруг ужасно захотелось выпить, и на какое-то мгновение он пожалел, что находится сейчас не в компании Хензмана и его гитары.

Суп и рыба оказались довольно приличными. Мясо было похуже, но этого не заметили ввиду большого количества красного вина. Мор расслышал, как кто-то из Правления поинтересовался названием и годом изготовления вина, и ответ ему понравился. Эвви кто-то предварительно проинструктировал, несомненно Хензман. Мор осушил еще один бокал. Тревога в его душе с каждой минутой становилась все глуше. Обед резво двигался к середине, и женщины пока не обращали внимания друг на дружку. В настоящий момент они не имели возможности даже толком рассмотреть одна другую, зато он видел их ясно и отчетливо. Демойт и сэр Леопольд делали вид, что не замечают друг друга. Сэр Леопольд беседовал с Нэн, в то время как Демойт беседовал с Рейн, с Эвви да еще через стол с Мором. В паузах между репликами Мор наблюдал за женой и возлюбленной, мысленно перебирал все свои невеселые мысли и нетерпеливо ожидал, когда же закончится этот вечер.

Наконец провозгласили тост за королеву, после чего там и сям за столом вспыхнули огоньки сигар. Теперь на улице совсем стемнело, и свечи давали хоть и достаточный, но неяркий свет, который, как и предсказывал Хензман, успешно скрадывал обшарпанность стен. К счастью, никто не спешил задернуть занавески. Мор с удовольствием отметил, что уже настал черед мадеры с фруктами. Дворецкий не забывал о своих обязанностях, и бокал Мора снова наполнился. Отблески свечей горели на стенках бокалов, играли на серебряных приборах. Сквозь игру отражений он смотрел в сторону Рейн и сумел привлечь ее внимание. Она одарила его мгновенным взглядом, смешливым и любящим, и легонько подмигнула. Мор в ответ поднял бокал, как бы просто так. Она отвернулась. И тут что-то принудило его посмотреть на Нэн. По-прежнему оживленно беседуя с сэром Леопольдом, она пристально следила за ним. Мору показалось, что она немного пьяна.

Первый из официальных тостов, в честь Демойта, надлежало произнести сэру Леопольду, а Эвви затем должен был выступить с ответным словом. Второй тост, в честь школы, принадлежал Демойту, а ответный – Нэн. Сэр Леопольд поднялся, и установилась тишина, еще более благожелательная оттого, что все уже были слегка пьяны.

Все взгляды сосредоточились на сэре Леопольде. Даже Мор сумел совладать со своим головокружением. Сэру Леопольду предстояла труднейшая задача – произнести тост в честь Демойта, но при этом не сказать о нем ничего приятного. Но сэр Леопольд оказался в определенном смысле гением. Он сумел избежать лестных слов о Демойте при помощи остроумнейшего трюка – вообще о нем не упомянул. Свою речь он составил из экскурса в историю Сен-Бридж, обзора традиций школы, перечисления длинного ряда учителей, здесь преподававших и отдававших все свои силы задаче, которую мистер Эверард так метко определил как «полное развитие всех благих задатков личности», вне зависимости от умственной одаренности. Итак, в речи сэра Леопольда нелюбовь к Демойту одержала победу над презрением к Эвви. Он готов был снизойти до похвал Эверарду, лишь бы уязвить бывшего главу Школы. Демойт слушал внимательно, и по выражению его губ и глаз было видно, насколько он низкого мнения о выступающем. Сэр Леопольд вновь занял свое место, раздались довольно жидкие аплодисменты. Большой популярностью он не пользовался.

Мор с волнением ждал выступления жены. Он представлял, каково ей сейчас. «Глупец, – говорил он себе, – ты сопереживаешь Нэн, в такую-то минуту?» Но куда было деться от привычки, возникшей после стольких лет совместной жизни, куда было деться… от собственной нелепости. Но он не сомневался, что Нэн справится. Пусть с запинками, пусть волнуясь, но она наверняка произнесет вполне пристойную речь.

Тем временем взял слово Эверард. Опыт слушанья его проповедей не прошел даром – Мор научился полностью отключаться от внешних