— Ну и где же этот ваш заброшенный храм? — спросил он по-испански, потому что такую сложную фразу еще не мог произнести на португальском.

Но Сандош понял его и молча указал куда-то вперед. Миронов присмотрелся. И постепенно в густом переплетении ветвей проступили очертания огромной пирамиды, сплошь заросшей травой и болезненно искривленными тонкими деревцами. Это было как на детской картинке «Угадай, где прячется охотник!», в детстве он любил разгадывать такие в «Веселых картинках».

Да, пожалуй, этой постройке и впрямь было несколько сот лет. Хотя здесь, в Африке, в благодатном климате все растет с поразительной быстротой, и эта каменная пирамида вполне могла укрыться в лесу за год или полтора. Но это вряд ли, поскольку каменные блоки, из которых храм был сложен, выглядели очень старыми. Дожди и солнце хорошо поработали над ними. Подойдя ближе, Евгений увидел многочисленные изъязвления и трещины, покрывавшие их поверхность.

Теперь храм увидели и остальные. Молча подошли, вглядываясь, встали рядом с Мироновым и Сандошем. Первым заговорил Монастырев.

— Сколько же ему лет? А, командир?

— Не знаю, — задумчиво ответил Евгений. Он медленно, шаг за шагом передвигался в сторону, стараясь рассмотреть истинные размеры высящейся перед ним пирамиды. Получалось примерно метров тридцать в высоту. Но все равно верхушка ее была укрыта ветвями деревьев. Когда ее строили, этих деревьев не было и в помине. Может быть, здесь вообще расстилалась голая саванна, на которой лишь изредка попадались могучие баобабы, бродили прайды львов и пробегали стада зебр. Сейчас этих экзотических зверей не было и в помине, оставшиеся в живых после браконьерских набегов, напуганные непрекращающейся стрельбой и взрывами, животные откочевали в более спокойные районы континента.

Ахрам, покинутый его жрецами и паломниками, постепенно погрузился в глубину накатывающегося леса, как в морскую пучину, и продолжал стоять, несмотря на столетия, проносящиеся над ним. Столетия? Или тысячелетия? Выяснить истинный возраст пирамиды могли только ученые со специальной аппаратурой. Но они сюда не добирались. Когда-нибудь потом, много лет спустя, утихнет кровавая смута, аборигены возьмутся за ум, вновь превратят свою страну в заманчивый для туристов курорт с чистыми пляжами, прекрасными дорогами и гостеприимными отелями. Вот тогда ученые и смогут приехать сюда, всласть покопаться во внутренностях храма и узнать наконец, кто же были его таинственные строители.

Серхио спросил португальца:

— Внутрь пытались заглядывать?

Тот отрицательно помотал головой.

— Страшно стало. Я ведь один сюда приезжал в прошлый раз. Так, вокруг походил, сфотографировал. Хотел сначала в какой-нибудь географический журнал написать, но потом лень стало. Все равно никто сюда не приедет его изучать.

— Не скажите, — возразил кубинец. — Бывают такие фанатики, что им никакая война помешать не может. Прутся в самое пекло, лишь бы найти что-то интересное и древнее. Эх, жалко, у меня фотоаппарата нет!

— Я вам потом пленку подарю, — пообещал Фернанду. — Я ее проявил, но даже карточки не печатал, нет у меня нужной аппаратуры.

— Договорились! — обрадовался Тибурон. — С меня бутылка!

— Кто говорил, что местных поощрять нельзя? — подколол его Миронов.

— Так то местных! А Фернанду вообще не из этой страны, у него мышление другое! — возразил капитан.

Толик Монастырев деловито поинтересовался:

— Вход будем искать? Этот португалец знает, где он находится?

— Он говорит, что внутрь не лазил, побоялся.

— А чего тут бояться? — пожал могучими плечами Портос. — Духов местных? Так они с голодухи, наверное, померли! Вдруг найдем что-нибудь интересное?

— Ну и как ты в темноте блуждать будешь? — скептически спросил Евгений. Ему что-то не очень хотелось входить в это мрачное строение.

— Фонариков нет? Значит, факелы смастерим! — не унимался Монастырев.

Но два фонарика нашлись у Сандоша, причем не на батарейках, а на подзаряжающихся аккумуляторах, мощные, большие. Луч они давали почти как у прожектора.

— Вот, — обрадовался Толик. — С таким светом мы все там разглядим!

— Погоди, — попытался охладить его пыл Евгений. — Вход еще найти нужно. Где ты его искать будешь в этих зарослях?

— А мы их немного расчистим! — не сдавался новоявленный археолог, помахивая местным вариантом мачете, прихваченным из машины. В Анголе их называли катанами, как самурайские мечи.

Как всегда в спорах с Монастыревым Евгению возразить было нечего. Умел Толик находить убойные аргументы. Зачастую он просто шел напролом и оказывался прав.

Не тратя попусту времени, Портос приступил к работе. Кубинский солдат взялся за вторую катану. И пошла рубка! Евгений, Серхио и португалец отошли в сторонку, чтобы не мешать этой сафре. Ребята махали короткими саблями так, что только ветки в стороны летели. Сначала они прорубились к основанию пирамиды, а потом, двигаясь в разные стороны, стали это основание расчищать.

— Знаешь, о чем я подумал? — сказал задумчиво Тибурон.

— Ну?

— Вот посмотри. В Египте — пирамиды. В Мексике — тоже. И здесь, оказывается, имеются. Такое впечатление, что одна и та же цивилизация их строила.

— Ну, в Египте пирамиды все-таки побольше этой, — возразил Евгений.

— Не в размерах дело, — отмахнулся кубинец. — В форме!

— Ничего удивительного! Самая простая, экономичная и красивая форма. Ты посмотри, ее же удобнее всего строить! Сначала кладут широкий фундамент, потом на него затаскивают камни числом поменьше. И так до самой вершины. Все примитивно! А вообще должен тебе сказать, что ученые во всем мире уже задумывались над сходством египетских и мексиканских пирамид. Теперь, если сюда доберутся, новые загадки появятся, а они новые теории придумают.

— Только возраст пирамид в разных частях света сравнить нужно: где они раньше появились, оттуда этот народ и двигался! — продолжил эту странную научную дискуссию Тибурон.

— Слушай, — невольно рассмеялся Евгений, — не тем ты занимаешься! Тебе не в армии служить надо, а в университете учиться!

— Так я и учился. На историческом. Только с третьего курса ушел в военное училище. Решил, что в качестве офицера я больше пригожусь.

— Кому пригодишься? — не понял Евгений.

— Кубе, — ответил капитан таким тоном, что заставил Миронова взглянуть на него другими глазами. Оказывается, у этого парня в душе хранились идеалы, которых советский майор уже благополучно успел лишиться. Впрочем еще несколько лет назад он и сам искренне полагал, что своей службой приносит пользу величайшей державе в мире — Советскому Союзу, его Родине. Но с годами здоровый цинизм сменил патриотический огонь и, оставаясь все же советским офицером и гражданином своей страны, Евгений теперь не верил, что быть гражданином СССР — самое почетное звание. Он кое-что успел повидать во внешнем мире, за «железным занавесом» и знал, что в большинстве цивилизованных стран люди живут лучше и богаче, чем в Союзе. Хотя не взялся бы утверждать, что счастливее.