– Знаю. Поэтому и говорила, что звони в любое время. – Отстранилась, глядя на меня и невесело улыбнулась. – Ален, с некоторыми вещами придется смириться. Просто придется. Я его там полоскала, чтобы в позу не вставал, а то может ведь, и, скорее всего уже встал... но мой сын в этом мраке действительно достойный человек. Не просто как мать говорю. – Коснулась пальцем моего подбородка и чуть нажала. Приподнимая. – Повыше, Алешка. Такую красоту должны все видеть, пусть полюбуются, с нас не убудет. Полторашка или грамм?

– По грамму. – Усмехнулась я.

– Дай контакты, изумительно красиво, – произнесла она, задерживаясь профессиональным взглядом на углах моей челюсти.

– Еще комки Биша удалила, – хмыкнула я, почему-то чувствуя себя на пороге истерики.

– О, я тоже! – Рассмеялась она. Незаметно сжимая мои пальцы. – А то брыли такие, прямо как у бульдога и с каждым годом все больше бульдог. Только этому вон не говори, – кивнула на своего сына, направляющегося к машине и очень похоже, просто невероятно похоже, мимикой и интонацией передразнила, – натурпродукт-натурпродукт. – Улыбнулась рассмеявшейся мне. – Ничего он не понимает в этом.

Мне открыли дверь и помогли забраться в салон. Яр только хотел закрыть за мной дверь, но его задержала мама.

– Слава, а мамулю поцеловать?– говорит с задором, с тенью ехидства, тот же быстрый темп речи, все тоже самое, а в глазах стояли слезы, когда обняла и вжалась лицом в его плечо. Яр улыбнулся натянуто. Обнял ее крепче, и она, привстав на цыпочки что-то такое сказала ему на ухо, что он поморщился, но, не удержавшись, прыснул. Отстранилась от него и снова тоже выражение лица, снова та же мимика и ирония в глазах. Без слез. – Ты стал совсем взрослым, мой птенчик! Алеша, дай я тебя еще раз полыбызаю. – Отталкивая сына и делая шаг, к потянувшейся к ней мне.

– Сеньк ю. – Благодарно шепнула ей, ощущая, как она прижала к себе.

– О-о-ой! Алешка, я же чисто из корыстных побуждений, – рассмеялась, якобы поправляя мне волосы, но на самом деле прижимая к себе крепче, – мне внуки нужны, забыла, что ли? – И, отстраняясь, повела так плечом, чтобы я приподняла подбородок, когда Яр, обойдя машину, сел рядом со мной. – Все. Теперь я довольна. Пойду балаган этот контролировать. Адьес и гуд лак, дети мои.

Вечерняя дорога в тишине. Он повернулся ко мне, хотел что-то сказать. Я ничего не хотела. Молча отстранилась, когда машины остановились в городе, и мне нужно было пересаживаться в ту, что повезет меня домой, а Яр потянул ко мне руку. Снова дорога. Дурацкое платье, еще и пятно как-то умудрилась посадить на колене. Вывести или выбросить?..

Дом, душ, масочки, работа по рекламной. Звонок в домофон и на экране мой брат.

– Плюсы жизни в столице: можно достать все, что угодно в любое время. – Зевая, произнес Илья, переступая порог и протягивая мне ведерко раков и мое любимое вино. Мои любимые раки. Я старалась не смотреть затравленно, принимая его пальто, пока он отвечал на звонок жены и ровно произносил, – нет, Леска, я уже в офисе и у нас действительно проблемы с сервером, стопорнулось все, до утра, наверное, разгребать придется. Нет. Нет. Конечно, у нее оставайся, я с утра тебя заберу.

Прошли в столовую,  и пока я расставляла на столе все, курил у распахнутого окна. Входящий вызов на мой мобильный. Похолодевшими пальцами нажала на отбой.

– По детски совсем, мелочь. – Выдыхая дым и наблюдая за ним произнес Илья. – Ему тоже не в кайф.

– Мужская солидарность? – натянуто улыбнулась я, наливая ему виски.

– Нет. – Докурил и прошел к столу, сел напротив меня. – Он любит мою сестру. Она с ним счастлива. Все просто.

Внутри дрогнуло. Почти залпом бокал вина, пока он мне чистил от панциря рака. Вот мясо люблю, но от рук потом так воняет. Илья мне всегда чистил, когда в детстве на речку бегали и ловили. Взяла телефон и, прикусив губу до трезвящей боли, набрала сообщение:

«Все нормально. Легла спать».

Через пару секунд:

«Прости меня».

Чуть не разревелась, затемнила экран и исподлобья посмотрела на брата. Он дочистил рака, положил мне в тарелку, вытерев руки, откинулся на стуле.

– Иди. Обниму. – Невесело хмыкнул Илья, разводя руки в стороны.

Так в детстве было. Когда я обижалась по пустякам и дулась по глупостям. И внутри разлилось теплое чувство, стягивающее все внутри, а обоняния коснулся запах домашней выпечки, свежевымытых деревянных полов, в ушах шелест страниц книг со сказками, тиканье советского будильника на полке рядом с мягкой постелью…

– Но это же не глупости! – заревела я, вставая с кресла и семеня к нему, вставшему с места и негромко рассмеявшемуся, крепко обнимая меня и положив подбородок на макушку.

И внутри чувство того уюта, домашнего тепла, когда пусть и скромно жили, но это был наш дом, где есть любящая бабушка с теплыми руками и таким же теплым взглядом, где есть мой старший брат, вихрастый мальчик-вспышка со смешными веснушками  и зеленкой на вечно разбитых коленках…  Старенький велосипед в сенях, с чуть погнутой высокой рамой, ракетки теннисные, почти не пользуемые, потому что никогда не найдешь воланчик. Погреб этот страшный, мне казалось, что там точно кто-то живет и мне просто об этом не рассказывают, чтобы не пугать. Я в детстве жуткая трусиха была, всего на свете боялась. В грозу всегда прибегала к бабуле и пряталась у нее под одеялом, она меня успокаивала, обнимала, что-то рассказывала, уже не вспомнить что, но оно было теплое очень…

– Илюш, бабушка не видела… – всхлипом и дерущей душу чувством тоски.

– А я думаю, видит, мелочь, – тихо, мягким поцелуем мне в висок. – И очень рада.

***

Его не было два дня в городе. Загружала себя работой до полного истощения, лишь бы ни о чем не думать. Созванивались с Яром редко, разговоры натянутые и в основном ни о чем.

Он приехал поздней ночью, когда меня, уснувшую на диване с ноутбуком на коленях снова терзал сонный паралич. Прошел в гостиную. Прикоснулся к щеке и сознание разрубило парализацию мышц тела и вытолкнуло в фазу пробуждения. Я не открывала глаз, чувствуя его. Вслушиваясь в шелест его одежды, впитывая слабый шлейф парфюма и тень никотина. Несколько секунд и убран ноутбук с колен, а к телу мягкое прикосновения пледа. Присел рядом у дивана. В ночную тишину, едва-едва слышным шепотом, полным усталости с горьким эхом сожаления:

– Девочка моя...

– У тебя все хорошо? – приоткрыла глаза, глядя на его осунувшееся лицо, на капли растаявшего снега на черном велюре пальто и коротких русых волосах.

Прикусил губу, смазывая горькую улыбку, глядя на меня. Потянулась к нему. Обняла. Утыкаясь носом в плечо.

– Пожалуйста, прости, Ален.  – Садясь рядом и потянув на себя так, чтобы пересела на колени. Осторожно огладил по волосам, когда уткнулась в его шею, прикусив губу.

– Все хорошо, Яр?