— все еще не хочетъ разстаться съ тѣмъ, что французская публика, вслѣдъ за критикой, называетъ «mélopée», въ чемъ и наша столичная публика могла убѣдиться въ послѣдніе годы, когда этотъ артистъ посѣтилъ Петербургъ и Москву. Но все-таки въ общемъ читка стиха (какъ выражаются у насъ, на сценѣ), сдѣлалась проще и прежнія завыванія рѣже раздаются съ подмостковъ парижскихъ театровъ.

Тоже движение въ сторону большей художественной простоты произошло и въ области внѣшней игры, мимики, жестикуляции, а затѣмъ и всего того, что носитъ техническое названіе «mise en scène», т. е. общаго ведения отданныхъ сценъ и всей пьесы. Не на одномъ «Вольномъ Театрѣ» Антуана замѣчалось уже въ послѣдніе двадцать лѣтъ желаніе приблизить общій складъ игры, во всѣхъ смыслахъ, къ впечатлѣніямъ реальной жизни, хотя до сихъ поръ по этой части Парижъ не стоитъ впереди другихъ столицъ Европы. Традиціонные пріемы поддаются здѣсь туже дѣйствію новыхъ идей и вкусовъ, потому что французская публика и въ этомъ, какъ и во многомъ другомъ, гораздо консервативнѣе, а въ критикѣ долго имѣли авторитетный голосъ такіе представители ея болѣе рутинныхъ вкусовъ и настроеній, какъ напр., все тотъ же старикъ Сарсэ, желавшій, всегда и вездѣ, говорить въ унисонъ съ большинствомъ зрительныхъ залъ.

Театральное дѣло, и въ особенности игра актеровъ и актрисъ, могла бы развиваться гораздо быстрѣе въ Парижѣ, если взять въ соображеніе: до какой степени тамъ занимаются сценическимъ міромъ, и по репертуару, и по игрѣ. Стоитъ актеру или актрисѣ выдѣлиться, хотя одной ролью, чтобы объ нихъ появились оцѣнки въ нѣсколькихъ десяткахъ газетъ Количественно, въ этомъ есть несомнѣнный прогрессъ; но качественно газетные порядки послѣднихъ двадцати лѣтъ превратили театральныя рецензіи въ репортерскія замѣтки, которыя пишутся въ ночь перваго представленія, или же послѣ генеральной репетиціи. И какъ бы позднѣе молодежь пренебрежительно ни смотрѣла на фельетоны Сарсэ — эти фельетоны всё-таки же поддерживали хорошую традицію, когда въ лучшихъ парижскихъ газетахъ театромъ занимались раз въ недѣлю и критики имѣли возможность писать свои отчеты серьезнѣе, спокойнѣе, а стало-быть и литературнѣе.

Но надо всѣмъ театральнымъ міромъ Парижа, какъ сорокъ лѣтъ тому назадъ, такъ и теперь — господствуетъ успѣхъ. Всѣ его добиваются, а дается онъ только избраннымъ, хотя эти избранные очень часто ни малѣйшимъ образомъ не двигаютъ впередъ репертуара и не даютъ художественнаго матеріала для игры самыхъ даровитыхъ исполнителей. Парижскій успѣхъ, въ послѣднюю четверть вѣка, это — возможность ставить одну и ту же пьесу отъ ста пятидесяти до трехъсотъ и даже до пятисотъ разъ подрядъ. Съ прежними цифрами представленій ни одинъ театръ не могъ бы держаться, потому что расходы поднялись втрое и вчетверо. Всѣ первые сюжеты требуютъ огромной вечеровой платы; а обстановочныя пьесы поднимаютъ расходы на декораціи, костюмы и аксессуары до цифръ, какихъ не знали въ доброе старое время. Въ этихъ условіяхъ актерское дѣло все больше и больше сводится на что же? На профессіональное, почти ремесленное дѣло. Если вамъ удалось подняться въ глазахъ публики и высоздали главную роль въ пьесѣ, имѣющей прочный успѣхъ — вы играете ее безчисленное количество разъ; и вся ваша творческая карьера сводится къ созданію нѣсколькихъ ролей. Лѣтъ пятпадцать-двадцать актеръ и актриса играютъ въ Парижѣ, а потомъ поѣдутъ по Европѣ и по Америкѣ, съ репертуаромъ, состоящимъ изъ дюжины ролей, а иногда даже изъ двухъ-трехъ. При такихъ порядкахъ, директору театра нужна не труппа, доведенная до высокаго художественнаго уровня, снособная играть всякую пьесу въ томъ или иномъ родѣ, а порядочный ансамбль для извѣстной пьесы, съ одной «звѣздой». Къ этому идетъ дѣло и не въ одномъ Парижѣ.

Вотъ почему и въ разгаръ тамошняго театральнаго сезона пріѣзжій любитель театра долженъ ограничиваться двумя-тремя пьесами, дающими постоянные сборы, и двумя-тремя актерами или актрисами, добившимися званія любимцевъ и любимицъ Парижа. Прибавьте къ этому и то, что французская публика пристращается къ извѣстнымъ именамъ, и если актриса умѣетъ сохранить сценическую молодость, она можетъ десятки лѣтъ исполнять такія роли, въ которыхъ ей уже нельзя было бы появляться въ Италіи, Германіи или у насъ. А темъ временемъ десятки молодых актеровъ и актрисъ, съ успѣхомъ оканчивающихъ курсъ Консерваторіи, томятся въ бездѣйствіи. Безпрестанно слышите вы жалобы на то — до какой степени трудно пробиться, особенно на такой сценѣ, какъ «Французский Театръ», гдѣ сосьетеры и сосьетерши, если не пожелаютъ, не дадутъ ходу никому изъ начинающихъ.

Въ жизни парижскихъ театральныхъ залъ, въ самыхъ лучшихъ театрахъ, каждаго иностранца, особенно сорокъ лѣтъ тому назадъ, непріятно поражалъ давно укоренившійся обычай держать наемныхъ хлопальщиковъ. Царство кляки еще не вполнѣ исчезло. Сколько было исписано чернилъ на эту тему въ самомъ Парижѣ, вплоть до послѣднихъ годовъ, и все-таки есть еще и антрепренеры, и рецензенты, и не мало зрителей, которые не могутъ отдѣлаться отъ такой, чисто національной традиціи. Намъ, русскимъ, она кажется самой нелѣпой и раздражаетъ насъ больше, чѣмъ другихъ иностранцевъ. Въ 60-хъ годахъ, въ каждомъ парижскомъ театрѣ, была кляка, помѣщавшаяся обыкновенно или въ заднихъ рядахъ партера, или въ верхнемъ балконѣ. Обычай этотъ сложился въ цѣлое учрежденіе и, если посмотрѣть на роль клякёровъ, какъ на заработокъ, то ею въ теченіе нѣсколькихъ десятковъ лѣоъ, если не вполнѣ, то отчасти питались сотни и тысячи мелкаго парижскаго люда. Начальникъ кляки, такъ называемый «chef», могъ имѣоь даже порядочные доходы съ платы за мѣста, какія предоставляются клякѣ отъ антрепренера каждый вечеръ. Первое впечатлѣніе на свѣжаго человѣка должно быть всегда довольно-таки несносное. Выходы актеровъ въ нашихъ театрахъ бываютъ слишкомъ часто оваціями и только въ послѣднее время пропадаетъ обычай дѣлать первой актрисѣ обязательный пріемъ, при ея появленіи на сцену. Въ Парижѣ такіе «пріемы», и тридцать лѣтъ тому назадъ, рѣдко входили въ программу кляки, но всякая эффектная сцена и даже отдѣльныя слова и возгласы подчеркиваются, по предварительному соглашенію съ режиссеромъ, и «chef de claque» даетъ знакъ своей командѣ. Вотъ эта трескотня — правда, не особенно сильная и оглушительная — на первыхъ порахъ не можетъ не раздражать; но она имѣла послѣдствіемъ то, что публика парижскихъ театровъ сдѣлалась сама скупа на вызовы и аплодисменты и ея вкусы отъ этого выиграли. Даже первыя любимицы театральныхъ залъ, каковы Сара Бернаръ или Режанъ, никогда не удостоиваются такихъ шумныхъ овацій, какія бываютъ въ нашихъ театрахъ. Давнымъ давно исчезъ и обычай вызывать актеровъ поименно; я уже его не засталъ. Если игра одного исполнителя или нѣсколькихъ очень понравилась публикѣ, то она, при опущеніи занавѣса, хлопаетъ, и актеръ или актриса, далеко не всегда, появляются у рампы. Такъ же поступаютъ и съ пьесой, имѣвшей успѣхъ. Все это въ несравненно болѣе