– И после этого вы…

Человек с обожженной африканским солнцем кожей отрицательно покачал головой:

– Не сразу, брат мой, не сразу. Я тогда еще многого не знал.

– А что узнали?

– Мы знаем, что мы от Бога и что весь мир лежит во зле… – процитировал незнакомец Евангелие от Иоанна. – В Африке просто зло не так скрывается, как здесь. Не рядится в маску добра. Не укутывается вуалью лжи. В Африке зло… – он замялся, чтобы подобрать нужные слова, – весомо. Зримо. Ощутимо…

– Осторожнее…

Улыбающийся, как гном, невысокий чернокожий пастух-монах показал длинным, вдвое длиннее его посохом на каменную осыпь.

– Эта осыпь может тронуться в любой момент. Осторожнее. Давай отгоним коз. Они не понимают этого и могут угодить под обвал…

Паломник – так его звали теперь монахи – достал из-за крепкой, толстой веревки, обернутой вокруг пояса в несколько слоев, большую рогатку. Поднял камешек. Баран – вожак стаи – недовольно мекнул, но второе попадание заставило его все же изменить направление движения и обойти опасный участок…

Через месяц после того, как Паломника привели в монастырь, он первый раз неуверенно встал на ноги. Брат Евген оказался хорошим врачом. Как оказалось, кость в ноге не переломилась совсем, от нее под воздействием удара высокоскоростной тяжелой пулеметной пули откололся кусок. Брату Евгену удалось удалить его и наложить повязку с веществом, известным как «кровь семи братьев», оно есть только на острове Сокотра, расположенном в Аденском заливе. Это вещество, по сути, знахарское, не признанное официальной медициной, можно было найти на базаре только в этой части света, его привозили с Сокотры рыбаки и продавали втридорога. Удивительно, но обычного для лечения ранений в антисанитарных условиях сепсиса не наступило, не было и намека на гангрену, хотя для нее были все условия: загрязненная рана, обширное повреждение и отмирание тканей, длительное неоказание медицинской помощи, при том, что на раненую конечность давалась нагрузка. Но снадобье справилось с этими ранами, а брат Евген и тугая повязка справились и с переломами ребер – их вообще можно излечить только правильно наложенной повязкой и неподвижностью.

Он многое узнал – как нужное, так и то, что казалось ненужным, никчемным. Например, в этих горах человек впервые научился варить и пить кофе: пастух заметил, как козы жуют листья какого-то кустарника, а потом скачут по камням, забираются на деревья и ничуть не устают. Тогда пастух отнес ветку с плодами в монастырь, возможно даже этот самый, и монахи сначала пытались жевать листья, а потом у кого-то возникла мысль поджарить и листья, и плоды этого странного кустарника. Так и возник кофе. Это было не так важно… но опыт того, как месяцами жить на козьем молоке, кофейных зернах и местных растениях, скисшим козьими молоком лечить желудочные болезни, как спать на камнях, укрываясь простым покрывалом из сложенного вдвое грубого материала, как по едва уловимым следам на камнях видеть, кто и куда прошел – весь этот опыт был, в конце концов, бесценным. Такого не давали даже в Дечима Мас, десятилетиями воевавшей в Африке и перенявшей много у триполитанских берберов и других племен…

Никто не говорил Паломнику о том, что если он хочет оставаться здесь, то он должен воцерковиться. Как ему потом сказали, в православии сильно не миссионерство, а подвижничество, разница в том, что никто не ставит задачу обратить в веру кого-то другого, просто монахи приходят на самые неудобные места, строят монастыри и живут там, молясь Господу и подавая пример другим. Но постепенно он понял, сколь страшно безбожие. Отсутствие нравственного стержня в душе. Люди вокруг него довольствовались самым малым, с утра до ночи справляли тяжелый труд, но всем были довольны и восславляли Господа искренне и с радостью. В то же время он заживо умирал, изъедаемый червем сомнений и снедаемый лихорадкой мести…

Больше всего Паломник обращался к брату Евгену, что и было понятно, ведь он был выздоравливающим больным, а брат Евген – врачом. Когда вернулись первые силы, он настоял на том, чтобы помогать брату Евгену, делать то, что было по силам. Брат Евген же не скрывал того, чему научился сам, – так Паломник постепенно начал понимать медицинское дело, по крайней мере на уровне медбрата.

Как-то раз после вечерней трапезы они сидели вдвоем на склоне холма, в то самое время, когда солнце еще не зашло, хотя было на самом закате, а луна уже вступила в свои права. Два света – уходящий солнечный и мистический лунный – смешались в крепком коктейле, пьянящем почище вина, и здесь, в древних горах Дэбрэ-дамо, под небосводом, меняющим свой цвет с темно-синего, почти черного на самом куполе, к синему с оттенками серебра, потом к красному, потом к оранжево-желтому, с черными, как будто вырезанными из черной бумаги горами, казалось, что здесь ты находишься ближе всего к Богу…

– Кто создал такую красоту, если не Господь… – негромко сказал брат Евген и размашисто перекрестился.

– Брат Евген, ты ведь служил… – задал мучающий его вопрос Паломник.

Брат Евген помолчал.

– Откуда ты знаешь?

– Я понял. Когда ты спасал укушенного змеей… Я знаю, как действуют в таких случаях гражданские врачи и как действуют военные санитары. У военных санитаров никогда нет времени, потому что в следующий момент может быть ранен кто-то еще…

– Да, я служил, – согласился брат Евген, – ты в этом прав.

– Я тоже служил, – вдруг сказал Паломник, – в итальянском военно-морском спецназе. И долго служил. Меня послали сюда, чтобы убить человека. Плохого человека, но не в этом дело…

– Ты убил его?

– Да, убил, – подтвердил Паломник.

– Мне тоже доводилось убивать… – спокойно сказал брат Евген, – далеко отсюда. Я служил в поисково-спасательной службе ВВС. Однажды нас послали выручать пилотов вертолета… он упал в горах. То ли был сбит, то ли из-за технической неисправности. Информации о том, что происходит, у нас не было. У нас был самолет… поддержки десанта[102], мы десантировались с него как раз в том самом месте, где был сбит вертолет. К тому времени как мы прибыли на место, жители сразу нескольких деревень поблизости бросились туда, потому что с той стороны границы заинтересованные люди платили золотом за медальон летчика, причем очень много. Мы с боем пробились к тому месту, где были летчики – один к тому времени был убит, а другой ранен, – и заняли оборону в ожидании вертолетов. Все это время с самолета вели огонь, потом присоединились и вертолеты…