Паломник не был особо верующим человеком. Нет… он веровал, в окопах неверующих не бывает, как сказал один человек… Но в то же время он веровал по-своему, в добро и зло, в Бога, который награждает за праведное и карает за дурное… и совершенно не обязательно ходить в церковь, чтобы поговорить с ним… нужно просто делать доброе, и он обязательно услышит. В сущности, его вера была многим чище, чем вера некоторых лицемеров в больших городах. Сейчас он обратился к Богу с молитвой, понимая, как дико это выглядит – он просит Бога помочь ему убить человека, совершить еще один смертный грех, в дополнение к той длинной череде смертных грехов, которыми он уже отяготил свою душу. Он молился Богу, чтобы тот помог ему убить человека, который совершил в своей жизни очень много зла, развратил и разложил целую страну – и готов был творить зло дальше. Он прочитал «Отче наш», а потом молился, как умел…

Господи… я понимаю, сколь это неправильно… но все же дай мне сил свершить задуманное… ибо нет возможности победить зло иным путем, и только таким… можно если и не победить зло, то убрать с дороги одного из тех, кто его творит и заставляет творить других. О, Господи… ты видишь его и видишь меня… скажи… кто из нас должен остаться и продолжать жить, а кто должен умереть, ибо нет другого пути, как очистить это место от безбожия и скверны… Господи… если я твой солдат, направь мою руку и сделай верным мой выстрел… аминь…

Третья пуля произвела ужасающие разрушения.

Она попала в плечо сбоку, прошла через все тело и оторвала обе руки, а также разорвала позвоночный столб. Генералиссимус Айдид умер, так и не поняв, что с ним произошло… вот он был жив, и вот он умер, рухнув на землю, как поверженный выстрелом охотника слон… и багровая кровь вождя хлынула на сухую, утоптанную землю, орошая ее…

Сначала все негры тупо смотрели на произошедшее. Потом завизжала девица, ее визг резанул по нервам – и началась давка. Кто-то бросился к телу, кто-то от него, кто-то упал под ноги, и его мгновенно растоптали. Взревели верблюды, кто-то под шумок бросил факел на шатер, и он вспыхнул. Стреляли все и во все стороны… и никто уже не мог разобрать, что произошло, кого надо защищать и кого – карать. Умнее всех поступили те, кто бросился к машинам – сматываться…

Человек, известный итальянской разведке как Паломник, добежал до замаскированной у холма машины, бросил в салон ружье, завел мотор и нажал на газ. Прыгая на ухабах, машина покатила к дороге, ее никто не преследовал. Добравшись до дороги, Паломник взял курс на север. Его никто не преследовал…

Через два дня правительство Республики признало принца Абу верховным комиссаром Сомали. В Риме многие вздохнули с облегчением – любому, кто хоть немного знал Африку, было понятно, что такого авторитета, какой был у отца, у сына никогда не будет.

– Боже мой… – сказал я, – так вы троцкист… Ну да… надо было сразу догадаться.

Монах покачал головой.

– Я никогда не принадлежал ни к одной политической партии. Я служил – сначала своей стране, а теперь я служу Богу.

– Да перестаньте. Ваши слова и ваши действия – типичные действия троцкистского террориста. Вы говорите о том, что мы, белые люди, угнетаем и унижаем свободолюбивые племена Африки и Азии, не желая в то же время видеть, к чему приводит их свободолюбивость, когда ее некому и нечем сдержать. Вы же жили в Могадишо, выросли там, как вы утверждаете. Ну и во что превратили этот город свободолюбивые африканские племена? В гибрид африканского рынка, бандитского притона и тира для стрельбы, причем мишени – живые. И вы своими действиями поспособствовали продолжению бардака там. Убив единственного человека, который способен был навести там должный порядок. Я вас поздравляю…

Монах покачал головой.

– Я мог бы сказать, что выполнял приказ, который мне отдали. А потом забыли отменить, просто посчитав меня мертвым. Но я не буду лгать. Я сам принял такое решение. Покарать зло. Своей рукой. Своим решением.

– То есть, по-вашему, Айдид – абсолютное зло?

– Зло не бывает абсолютным или относительным. Зло всегда зло, с ним можно мириться или с ним можно бороться. Те, кто предпочитает мириться со злом, чаще всего и называют зло «относительным».

– И сейчас вы продолжаете карать зло. Контр-адмирал Кантарелла – он тоже зло?

– О чем вы?

– О том, что вы сделали. Вы знаете, кто я?

– …

– Откровенность за откровенность. Много лет назад меня направили в Персию. Послом. Диктатором там был человек по имени Хосейни. Шахиншах Мухаммед Хосейни. Знаете, он объявил себя кем-то вроде живого бога. Наместника Аллаха на земле. А тех, кто с этим был не согласен, он похищал, пытал и убивал. И когда я узнал про это, я посчитал, что это зло…

– …

– Вот только покарать зло не смог, хоть и хотел. Покарали другие. Которые верили – только не в Христа, а в Аллаха. Религиозные экстремисты, они хотели верить в то, что последний, двенадцатый имам, который пропал еще ребенком несколько веков назад, жив до сих пор, что он вот-вот выйдет из сокрытия и поведет их в завоевательный поход против неверных. А в ожидании этого они перебили семь процентов населения своей страны всего за два неполных месяца – пока мы не отправили двести тысяч солдат, чтобы навести порядок. А потом они убили еще несколько десятков тысяч человек, чтобы в стране был их порядок, а не наш. Так получилось, что я был там в это время и делал все, чтобы этого не допустить.

– …

– Так вот. Я до сих пор задаюсь вопросом, а что было бы лучше: если шахиншах остался бы на троне и продолжал убивать людей тысячами, но сотни тысяч при этом остались бы живы, не увидели горящими свои дома, не увидели бы своих детей с отрубленными руками, свои растерзанные фанатиками города. Или все-таки то, что произошло, лучше? Я не знаю, как ответить на этот вопрос. А вот вы – знаете.

– Знает только Господь.

– Прекратите. Вы знаете ответ на этот вопрос, отец. И не только знаете, но даете этот ответ. С помощью огнемета «Шмель».

Я встал с топчана.

– Я ошибся. Извините…