Наручники ему совершенно не мешали.

— К тому же, она вряд ли забыла наглого мальчишку из Мураса, который сначала дергал ее за хвост, а потом угощал засахаренными фруктами. Во время последней встречи они очень мило общались.

Внимательно выслушав все инструкции, Матильда без особого труда протиснулась между прутьев решетки, пробралась мимо охраны и скрылась во тьме шурфа где-то за пределами защитного поля. Пленники, которым приходилось делать перед надсмотрщиками вид, будто ничего не происходит, со страхом и надеждой по очереди следили за ее перемещениями.

— Но как Брендан узнает, куда нас отправили? — вполголоса поинтересовался Цветан.

— На нижнем участке рудника не менее трех десятков шурфов, и к каждому надо как-то подобраться, миновав охрану, — пояснил Прокопий. — А если кого-то и вправду отправят в лабораторию?

— Так у меня есть еще Брунгильда, Виолетта, Роланд, Зигфрид, Гектор и Меркурий, — похвастался Эркюль, указывая куда-то под комбинезон. — Даже если нас разделят, они дорогу к каждому отыщут. Так что еще посмотрим, кому достанется дырка от бублика!

Синеглаз вспомнил, что Роланд и Зигфрид в краю вестников слыли великими героями, а Брунгильда и Меркурий приходили к людям, чтобы поведать им волю богов. Хотелось верить, что мохнатые любимцы Эркюля свои горделивые имена тоже неспроста носят.

И все же их будущее выглядело более чем туманным, и все пленники, кроме неисправимого оптимиста Эркюля, похоже, это понимали. Не просто же так поникли могучие плечи Шаки, а у Цветана совсем обвисли еще недавно топорщившиеся боевым задором усы. Гу Синь и Прокопий пока крепились, но командир отряда явно страдал от судорог в мышцах, постепенно отходящих после временного паралича, а здоровяка-вестника мучил жестокий кашель.

Особенно пугал вид Пэгги. Боевой андроид, погрузившись в режим экономии энергии, точно сломанная кукла с остекленевшими глазами, притулилась к грязной стене и даже, кажется, не дышала. Зато Джошуа Грин шебаршился и дрожал за десятерых.

Глядя на него, и Синеглаз почувствовал, как отступивший от избытка переживаний и новостей холод снова находит доступ к защищенному лишь тонким комбинезоном телу, а желудок воркочет докучливую песню. Или это трепыхалось затиснутое между отчаянием и надеждой сердце?

— Не журись, дитятко, и не из таких переделок выпутывались! — ободряюще придвинулся к Синеглазу Эркюль.

Княжич невольно позавидовал его оптимизму. Он попытался утешить себя мыслью о том, что даже если он погибнет на руднике, это не запятнает чести его рода. В конце концов, после разгрома уцелевшие на Васуки асуры выполняли работу мусорщиков или прачек, а не менее грязное ремесло мясника считалось даже почетным.

Но рудник в этот раз ему увидеть не довелось. Он уже кое-как пригрелся под боком у Эркюля и начал от усталости и скуки клевать носом, когда его сладкие грезы прервал резкий простуженный голос.

— Ну и где там ваш пиратский ублюдок?

— Этот, что ли? — переспросил другой, напоминающий клекот летающего ящера.

— Какой чумазый! Сущий дикарь! Не нахвататься бы от него паразитов!

— Я вам покажу ублюдка, кавуковы дети! А своих потрохов на обед попробовать не желаете?

Хорошо, что охотники не понимали сольсуранского наречия! Синеглаз, который успел задремать, как раз видел во сне покои родного дворца, где он мог сутками есть сладости и нежиться на мягких меховых покрывалах, а расторопные слуги были готовы исполнить малейшую его прихоть. Поэтому, услышав неслыханное оскорбление, да еще сказанное таким пренебрежительным тоном, он аж подскочил на месте. Да как они смеют! Потом он опамятовал, что дворец-то остался где-то на Васуки, а он застрял в треугольнике Эхо в двойном плену.

Камера, в которой он сидел вместе с Эркюлем и остальными, никуда не исчезла. Только возле решетки помимо тюремщиков стояли четверо неприятных, тошнотворно прилизанных типов в незнакомой униформе. И они смотрели на него, на княжеского сына, такими взглядами, какими крестьяне из травяных лесов разглядывают выставленных на торг зенебоков и прочий скот.

— Если малец вам не подходит, сплавим его Хайнцу, — равнодушно сплюнул на пол прямо под ноги пришельцам один из охотников. — Там найдут, куда этого блохастого сучонка пристроить.

— На каком основании ты собираешься отправить нашего гардемарина к Хайнцу? Правила городские не знаешь?

Не обращая внимания на боль от ошейника и тяжесть в мышцах, возле решетки поднялся Гу Синь, и Синеглаз подумал, что этот невысокий, усталый человек — прирожденный воин. Хотя чего ожидать от соратника царя Афру, который сражался с ним плечом к плечу при Фиолетовой.

— По мне, так уж лучше его с нами на рудник, — набычился Прокопий, пытаясь заслонить Синеглаза.

— А чем вас не устраивает папаша Хайнц? — глумливо поинтересовался надзиратель, отпирая решетку и вразвалочку заходя в камеру. — Полагаете, высоколобые чистоплюи из научного отдела лучше? Если настаиваете, можем вашего подопечного сплавить к ним.

Ох, зря он так близко к пленникам подошел. Несмотря на наручники, бойцовские навыки Гу Синь отнюдь не утратил. Он сделал один молниеносный бросок, боднув надзирателя головой, и тот заорал от боли, пытаясь остановить кровь, фонтаном хлынувшую из свернутого набок носа. Прокопий, Цветан и Пэгги уже почти прорвались к решетке.

Но не просто так охотники надели на пленников магнитные ошейники. Бедный Гу Синь получил такой мощный разряд током, что его аж отбросило назад. Эркюль и Шака едва его подхватили. Остальные отделались легким приступом удушья.

— Вам это даром не пройдет, — пригрозил заключенным начальник охраны, пока его товарищи выводили Синеглаза из камеры.

— Кто тут смеет болтать, дескать, мы правила не знаем? — обиделся обладатель клекочущего голоса, и вправду похожий на усталого летающего ящера. — Все дети, прибывшие на планету, находятся под защитой городского совета! Если мальчишка здоров, определим его, как и положено, в интернат или подберем семью, если есть дефекты, на нижних уровнях тоже хватает пар, которые стоят в очереди на усыновление. Парень, конечно, уже почти взрослый, но не всем охота возиться с мелюзгой, кому-то элементарно нужен в доме помощник.

— Что происходит? Я никуда не пойду! Не надо меня усыновлять! Ну, сделайте же хоть кто-нибудь что-нибудь!

Все эти восклицания застряли у Синеглаза в горле, запутавшись в комке горячих слез, когда он понял, что, хотя сомнительное заведение Хайнца ему вроде бы не грозит, но зато в недалекой перспективе маячат если не жутковатые любители ставить опыты над людьми, то какие-то неведомые усыновители, которым нужен мальчик на побегушках, если не что-то похуже. А суровое настоящее — это разлука с Гу Синем, Эркюлем и остальными. За что Великий Се на него так разгневался? За какие прегрешения? Ну, конечно, он дерзил Шварценбергу и слегка обиделся на Прокопия и