Новый архонт — хоть и была это женщина — взялся за наведение порядка в городе очень бурными темпами. Ни один колошарь не имел теперь права выйти из-под моста без бляхи на правой стороне груди, на которой было оттиснуто: «Пречестный колошарь города Киммериона». Ни одна вдова со Срамной набережной не смела носа высунуть из дома даже к Харите Щуко, не вдев в ухо серьгу, в которой крохотными буквами на колечке было проставлено: «Пречестная вдова». Ничуть выходило не хуже, чем «пречестный оружейник» или «пречестный чертожильник», сама же Александра гордо навесила на правую часть своего обширного бюста эмалированную медаль с надписью «пречестный архонт». Пошли по городу разные ревизии, пополз слух, что образована вскорости будет «гильдия ревизионистов». Кроме того, Александра Грек установила постоянную связь с консулом Киммерии, аккредитованным во Внешней Руси, в городе Арясине, на углу улиц 7 ноября и 25 октября — аллергиком Спиридоном Комарзиным. И в первую голову захотела знать: нет ли для Киммерии государевых указов в последние годы, нет ли у государя к Киммерийской волости каких претензий, а пуще того — не может ли Киммерия каким-либо образом государю угодить.

И вот, оказалось, может.

По всем темным углам Российской Империи (каковых углов в ней полным-полно, и вовсе не нужно для того, чтобы получился угол, скрещаться двум прямым: глядишь, вот тебе лес, или вот тебе озеро… и готов угол) рыщут ныне государевы тиуны и где добром, где силою, где иными способами ищут редкие кулинарные книги. Самому государю они, понятно, до фени, но нужно ему кому-то сделать подарок. Большой. Не одну неведомую книгу подарить, а много. Кликнула тогда Александра Грек свою верную Академию Наук, и вопросила: может ли Киммерия в этом вопросе соответствовать.

Оказалось — может! Своей кулинарной книги Киммерия, конечно, сроду не заводила, передавала умения от поварихи к поварихе, но имелась такая у триедских сектантов. «Интересно, а у бобров есть кулинарная книга?..» — подумала архонт и приказала к ней в кабинет таковую (змееедскую) книгу доставить. Ибо угодить государю… В общем, возьмите выражение «не угодить государю», узнайте, что за это бывает, представьте это на собственной шкуре — а потом из всего этого выстройте антоним. Так что угодить государю… ну, имеет немалый, успокоительно говоря, смысл.

Хотя и дубликат, но отдавать его — да еще на вынос из Киммерии — Гаспару было, понятно, жалко. Он гладил то щекой, то ладонью маслянистую, очень старую змеиную кожу переплета, сидя в приемной у Александры Грек: та разнимала намертво вцепившиеся друг другу в горло гильдии металлорезов и металлоплавов, утверждавших, что им, и только им принадлежит в дальнейшем право чеканить (или тонко вырезать) из готовых слитков будущие киммерийские медные, а особенно серебряные деньги. Гаспар много узнал о личной жизни каждого из глав гильдии, о поведении их жен, дочерей, сыновей, а также предков до двенадцатого колена. Гаспар узнал также о размерах взяток и о кличках предназначенных на взятки лошадей и собак. Вообще он много всего такого узнал, что в другое время, глядишь, внес бы в «Занимательную Киммерию», но в какое сравнение вся эта болтовня могла идти например, с таким вот рецептом, даже просто с любым отрывком из сектантской книги:

«…К фрикаделькам де гурмэ по-триедски из требухи кротала потребно мягчайшее пюре, умятое из ящеричьих хвостов с прибавкою отваренной и мелко нарубленной правой клешни рифейского рака, которую можно с легкостью купить на любом рынке в Киммерионе (по сезону). Заправить ядом и маслом по вкусу…»

А ведь Гаспар это даже ел однажды! Ничего, случалось хуже… Вот, к примеру –

«Кенхр, шпигованный чесноком и луком под новолуние…»

«Весенний шашлык из змеиных яиц…»

О, а вот это — как забыть это!

«Амфисбена в соусе «самнегам». Берется амфисбена средней злобности и оборачивается вокруг шеи злейшего врага…»

Каков стиль, каков подход!.. Да и ел Гаспар такую амфисбену. Ничего особенного, почти как салат из одуванчиков. Голову злейшего врага — ее подавали отдельно — есть, впрочем, не стал. Какой это ему злейший враг? Да и не отличал он детей Тараха, разве что старших от младших. Однако жрать змеятину одно, а змееедину… в общем, другое. Змеятины он за годы общения с триедцами, — а это уж полдекады почти, — съел столько, что и брюхо от нее болеть перестало, даже вкус какой-то в этой пище начал выявляться, а вот гарниры, ну, кроме капусты морской… увольте, и все тут. Может, у государя во что путное сумеют их трансформировать.

Александра Грек, получив змеиный рецептурник, пришла в несказанный восторг: никто и не наделся найти в России хоть что-то новое. Теперь эту книгу с крестом да с молитвою отнесет офеня Григорий Напалков-Зотов в Кимры, оттуда тайком в Арясин консулу, уж тот сам должен удумать, как вручить книгу царю, а взамен не надо просить ничего: у царя не просят, царь сам дает, когда потребно. Зато все «производительные расходы» Академии киммерийских наук архонт списала единым росчерком пера.

Личная гвардия архонта, в которой по нынешним временам бобров было почему-то больше, чем людей, поклонилась выходящему Гаспару. Нынче Гаспар мог быть доволен: в «Занимательную Киммерию» предстояло вписать целых семь, а то и восемь статей. Едва покинув архонтсовет, он устроился в скверике и записал:

«ЖАЛОБЫ — царь востребовал наши жалобы за триста пятьдесят лет. Следует ли из этого, что столько же лет он будет заниматься их чтением?»

«ПОНИМАНИЕ — что-то все меньше и меньше понимаем мы — что там, во внешнем мире, творится. Не пора ли кому-то туда сходить? Мне не хочется. Видать, змеятины перекушал».

Облака на небе были перистые — к сильному ветру. Событие не из редкостных: в Киммерионе редко бывал другой, и никому это не мешало здесь жить. Киммерия вообще страна маленькая — в масштабах России. Впрочем, даже когда сильный ветер, ветер величайших перемен, бывает, начинает дуть над всей Россией — это в ней тоже мало кто замечает.

Ох, что тогда будет, Фридрих ты мой батюшка, Клавдия Шульженко матушка, что тогда будет…

Юз Алешковский. Синенький скромный платочек

Никто не помнил в Киммерионе подобной истории: Басилей Коварди, не особенно и выпивши-то бывши, набил морды ну почти никак его не провоцировавшим бобрам, притом восьмерым. Из них шестеро было из клана Мак-Грегор, один — из клана Кармоди, а один, словно чтобы вовсе запутать дело, из захиревшего клана Равид-и-Мутон.

Бобров люди били редко, бобры людей еще реже, но и то, и другое все-таки случалось, шутка ли, в Киммерии вот уж сколько столетий бок о бок уживались две более или менее разумные расы, да еще и другие кое-какие с претензиями на разумность обитали там же, или по соседству. Среди людей бытовала байка о том, что задолго до киммерийцев на берегах Рифея жил злобный народ, питавшийся преимущественно лосятиной (то-то лосей в Киммерии нет почти!), и, жуть высвистать, бобрятиной. И меха этот народ носил бобрьи. Ну, приполз Великий Змей, мерзавцев этих съел, конечно, но родственниками нынешние потомки местных и смешанных людей тем людям все-таки приходились. Так что межрасовый мордобой по мере интенсивности оного судили любимой трехсотой статьей Минойского кодекса, очень точно он соответствовал формулировке «А ежели еще кто какое преступление учинит…»