Камера отъезжает от репортера и оператор дает крупный план. Проселочная, двухполосная дорога, серый асфальт, черные заплатки, молодая зелень берез на заднем плане. На обочинах стоят полицейские жигули, вероятно местных сотрудников, и несколько больших черных джипов, скорее всего примчавшихся федеральных спецслужбистов.

— Ему было всего сорок два года. Сегодняшняя авария унесла жизнь одного из самых молодых, самых перспективных, самых преданных нашей стране управленцев. По предварительной версии следствия, авария произошла в из-за технической неисправности машины, вероятно, при входе в поворот лопнула шина, отчего машину занесло. Но окончательный ответ, разумеется, дадут эксперты. Однако представители органов уже заявили, что политик находился в машине один и был абсолютно трезв.

Камера вновь переходит с общего плана и фокусируется на стоящей в кювете машине. Темно зеленый «Хаммер», с вырезанной спасателями передней дверью и частью крыши, стоит, уткнувшись бампером в землю.

Откладываю планшет и достаю очередную пятидесяти граммовую бутылочку французского кальвадоса из диванного холодильника.

Самолет приземлился примерно час назад. Судя по всему это Великобритания, но точно не Хитроу.

У трапа уже стоит черный «Rolls-Royce». Двадцать минут на машине, огромный трехэтажный особняк, немногословный дворецкий во фраке провожает меня в маленькую комнату на втором этаже и демонстрирует ванную, одежду, лежащую на кровати и несколько пар одинаковых кроссовок, отличающихся только размерами. Интересуется, нужно ли мне время на отдых, или я готов встретиться с хозяином через тридцать минут. Я соглашаюсь встретиться через двадцать.

— Он много раз говорил мне, что нами, западными людьми, движет рассудок. А вы, русские, сначала эмоциональны, а уж потом только рациональны.

— Это не его слова. Это Иван Ильин говорил. — Я напрягаю память и цитирую. — «Русский человек живёт прежде всего сердцем и воображением и лишь потом волею и умом. Поэтому средний европеец стыдится искренности, совести и доброты как «глупости»; русский человек, наоборот, ждёт от человека прежде всего доброты, совести и искренности».

Я кладу в чашку ломтик лимона. Странно, но мне на самом деле не хочется кофе, на вопрос горничной, я совершенно искренне выбрал чай.

— А между тем, он поступал совершенно не по-русски. Хотя, в нем всегда была страсть вложить в одно целое множество отдельных составляющих. Его идеи всегда напоминали мне японские стихи, или ваши куклы «матрешки».

— Вы хотите сказать, что сценарий игры вы писали не вместе? — Я говорю на английском, а мой собеседник отвечает мне на русском.

— Да, уверяю вас, ничего подобного той грязи, которую внес в партитуру мой товарищ, в исходном варианте не было. Это должна была быть легкая забава под шампанское, но никак не триллер с сердечными каплями. Хотя, должен признаться, я изначально допускал, что нечто подобное в нашу ткань событий будет вплетено. Потому и озаботился включить в местную команду свое доверенное лицо, неизвестное моему, — секундная пауза, — да, неизвестное моему другу. И видео слежение я тоже, вероятно предвидя подобное развитие, распорядился осуществлять. Я только сейчас начал осознавать, что это именно мой, — снова пауза, — мой друг устроил так, что мною заинтересовались ваши органы и мне стало невозможно присутствовать на игровом поле лично. Ну а видео, которыми делился со мной мой товарищ, они, если можно так сказать, не вполне корректно отражали ситуацию.

Мужчина протягивает руку к высокому чайнику и доливает мне чай, совсем чуть-чуть, не выше пары сантиметров до края чашки. Обновляет свой чай и добавляет молоко.

— Впрочем, давайте оставим моего друга. Он был, в общем то, хорошим человеком, — снова задумчивая пауза, — интересным товарищем. Максим, вы курите?

— Крайне редко и только сигары. Но вы можете при мне свободно курить.

— Нет нет, что вы, я тоже не курю. Давайте вернемся к разговору об отличии нас, европейцев, от вас, русских. Мне интересна ваша точка зрения, чем вызваны наши различия?

— Мне кажется, все дело в том, что вы воспитаны Римом, выросли на римском праве. А у нас долгое время все регламентировалось сводом «Русской правды».

Мой собеседник с интересом смотрит мне в глаза. Долго, как будто оценивая перед покупкой.

— Вы какую музыку предпочитаете?

— Мне сложно ответить на этот вопрос. Ответ зависит от настроения. Гершвин, Стравинский, Моцарт, Шостакович…

— Забавно. Большинство на такой вопрос ответили бы названием любимых групп, может стилей…

— Вы ведь спросили, какую музыку я предпочитаю. Спроси вы, что я слушаю, ответом были бы «Роллинг Стоунз», «Дорз», «Битлз»…

Снова этот долгий изучающий взгляд.

— А вы Максим, интересный человек. Может, сделаем наши встречи регулярными? Скажем, раз в год?