39) Келтон

Головная боль, учащенное сердцебиение, сильное утомление, жжение в глазах, головокружение. Мне известны симптомы крайней степени обезвоживания. Без воды мы продержимся часов шесть или семь, затем впадем в кому. А потом умрем. Все очень просто. Сколько нам нужно воды, чтобы спастись? Чуть больше глотка, чуть меньше стакана. От обезвоживания мы не избавимся, но от смерти увильнем. Выиграем время. Но я не уверен, что между местом, где мы сейчас находимся, и нашей целью нас ждет хоть один стакан воды. Мы должны добраться туда. Выхода нет.

Сейчас наши жизни зависят от моих способностей штурмана и водительского мастерства Жаки. А вдруг я ошибаюсь, и водохранилище Сан-Габриэль тоже высохло, как и все прочие? Не придется ли нам упасть на потрескавшуюся сухую грязь его дна и попрощаться с жизнью?

Почему-то я начинаю думать о тех наградах и лентах, что украшают дома стены моей комнаты. Я участвовал в соревнованиях по компьютерным играм, по стрельбе, но шахбоксу и нигде не выигрывал главный приз – мне удавалось занять либо второе, либо третье место – и никогда первое. Отец не советовал мне вывешивать на стенах все мои трофеи. Говорил, пусть висят только некоторые. В противном случае моя комната станет «храмом посредственности», и это будет унизительно. Но мать переубедила меня, и я вывесил на стенах все. В хорошие дни я могу любоваться своими достижениями. В плохие – мои трофеи напоминают мне о том, где я должен подтянуться. Думаю, они оба были правы.

Но теперь, когда речь идет о выживании, я не имею права ни на второе, ни на третье место. Либо золото, либо могила. И я не думаю, что остальные члены нашей компании понимают, как близко мы подошли к последней черте.

40) Гарретт

Где вы, мама и папа? Вам тоже хочется пить, как и нам? Мне кажется, я умру. Но если вы уже умерли, мне не так страшно. Конечно, мне страшно. Но не слишком – если вы уже там и ждете меня. И если там есть вода.

Или вам и там хочется пить? А что, если это глупое желание чего-то холодного и мокрого не оставляет человека и после смерти? Мне кажется, я мог бы выпить целую реку. Даже Ниагарский водопад.

Мои глаза открыты, но если я пытаюсь их закрыть, мне становится больно. Больно и тогда, когда я их открываю – настолько они сухие! В уголках глаз, откуда обычно текут слезы, словно воткнуты острые булавки. Поэтому я еду прищурившись, стараясь не открывать глаза слишком широко. Я смотрю на ветровое стекло, и на мгновение мне кажется, что это экран телевизора и я смотрю телепрограмму. И все, что я вижу, – это чья-то вымышленная жизнь. Словно я заснул перед ящиком с открытыми глазами. Вот здорово. И я хочу, чтобы это ощущение продлилось, и оно все длится и становится правдой. И мне уже немного лучше, чем раньше.

Вокруг разговаривают люди, но я не думаю, что это все происходит в действительности. Это я вижу сон, хотя и сплю с открытыми глазами. Я не понимаю, что все это значит, но, может быть, именно так человек и превращается в водяного зомби?

41) Алисса

Не думай об этом! Сделай все, чтобы не думать об этом! Где-то я слышала, что человеческий мозг способен одновременно сознательно фокусироваться лишь на трех вещах. И если я заполню ими свое сознание, то не буду думать о том, как же мне хочется пить. Нужно думать о водохранилище. Нет, нельзя – мысли о нем заставят меня вспомнить о воде, которой у меня нет. А если о школе и той домашней работе, которую я так и не выполнила? О биологии? Там всякие вещи типа митозиса или меозиса. Или о синтезе протеинов? Нет, не поможет. Там везде участвует вода. Остается футбол, и это хорошо. Вот я бегу к воротам, пасую назад и вперед. И – чудо из чудес – Хали не зажала мяч как обычно, а передает его мне. Отлично! Супер!

Вторая тема – география. Я думаю о государствах, о странах. Мой отец как-то купил мне книжку с раскрасками по географии, когда узнал, что ослы из калифорнийской администрации решили, что детям география ни к чему. Раскраски, спросите вы? Неужели? И, тем не менее, это было здорово. Наверное, я немного тормозила, когда учила страны мира, но тому были причины. Франция у меня была вся зеленая и выглядела, как мужчина с эспаньолкой и торчащим кверху носом. А Египет – желтая трапеция с одним прямым углом, и похож он был на камень из пирамиды. Гренландия же стала голубой в полосочку. Итак, футбол и география.

Теперь третий предмет. Что мне выбрать третьим предметом? Испанский. Si, Espanõl. Pedro tiene la bolsa de Maria. Donde esta el bano? Quiero agua! Por favor, aqua aqua aqua! Нет, не получается!

Я поворачиваюсь и вижу, что Генри пристально смотрит на меня. Интересно, о чем он думает? И вдруг понимаю, что мне это совсем не интересно. Футбол. География. Испанский. Вот что меня действительно занимает.

– Я вовсе не тот ужасный тип, за которого ты меня принимаешь, – говорит мне Генри. – Если бы мы встретились в нормальной обстановке, я знаю, что я бы тебе понравился.

– Но мы бы никогда не встретились, – отвечаю я. – Поэтому – что время даром терять на разговоры. Ты живешь в особняке, в поселке, окруженном стеной, и ходишь в дорогую частную школу. Нам встретиться – никаких шансов.

– Это не особняк, – возражает Генри. – Просто дом. И мы могли бы встретиться, если бы ты приехала в гости к своему дяде.

Взгляд Генри устремлен в пространство, словно он видит сцену из какой-то иной реальности.

– Если бы мы встретились, – продолжает он, – я пригласил бы тебя на праздничный ужин, я был бы вежлив и предупредителен и внимательно слушал бы все, что ты говоришь. А потом принялся бы очаровывать тебя своим искрящимся остроумием.

– Искрящимся, – задумчиво повторяет Гарретт, и я понимаю, что он думает о чем-то холодном, искрящемся пузырьками газа.

– Я бы тебе понравился, – продолжает Генри.

– Ты мне нравился, – напоминаю я.

Генри вздыхает:

– Прошедшее время. Может быть, мне удастся вернуть настоящее?

Я не отвечаю. Сейчас у меня начисто отсутствует интерес к тому, чтобы завязывать отношения с кем бы то ни было. Единственное, с чем бы я завязала отношения, – это с водой. Я с первого взгляда влюбилась бы в стакан воды, и любовь моя к воде была бы сильнее, чем ко всем красавцам на свете.

Неожиданно Жаки останавливает машину.

– Мы уже приехали? – слабым голосом спрашивает Гарретт. – Пожалуйста, скажите, что мы уже приехали!

– Тихо, – говорит Жаки. – Слышите?

Она до упора опускает свое окно. Запах дыма здесь гораздо сильнее. Наверное, ветер гонит его в нашем направлении. Но кроме дыма есть еще кое-что. Мы слышим то, что слышит Жаки. Музыка. Где-то играет музыка.

42) Келтон

Звуки музыки могут означать все, что угодно – и хорошее, и плохое. Но внутри меня живет голос; это, скорее всего, параноидальный голос моего отца, который предупреждает: «Будь осторожен!» Вещи, которые слишком хороши, чтобы быть правдой, на поверку действительно оказываются слишком хорошими, чтобы быть правдой.