– Он в городе называется президентский! – заметила Петушкова. – В баре разные напитки, но если пьёте что-то особенное, скажите, найдём. В холодильнике орешки, фрукты, соки. Люба – хозяйка – велела, чтоб по первому требованию носили любую еду из ресторана. А если за еду или услуги денег дадите, она обидится!

– Берёте на себя питание?! – откликнулась организаторша. – Видимо, я не поняла вашего благородного порыва. Согласна на гостиницу и на вашу помощь!

Оставшись одна, Валя бродила по номеру. Никогда в жизни ей даже временно не принадлежало столько пространства.

Примерила себя к ванной и покривлялась в туалете перед зеркалом во всю стену, изображая чиновника, болтающего по телефону с золоченного унитаза. Приняла душ, подкрасилась, выпила соку.

В половине второго спустилась к Петушковой в холл возле администратора.

– Кофе? – спросила Людмила и щёлкнула пальцами.

И им тут же подали кофе с пирожными. Время шло, Петушкова рассказывала о клубе бизнес-леди, а её секретарша безуспешно обзванивала город в поисках хоть каких-то координат этой Кунаковой.

Короче, на чаепитие в ресторан одной из «клубных» поехали без организаторши. Длиннющий стол ломился от всего, что вырастил край и намудрили местные повара.

С двух сторон царственно восседали хозяйка ресторана и хозяйка гостиницы, приютившая Валю. Первая была намассированной, короткостриженой брюнеткой, отравленной ежедневной борьбой с целлюлитом.

А вторая – кустодиевской красавицей, килограммов на сто, в необъятной шали в пионах, эдакая царь-баба. Петушкова успела шепнуть Вале, что пару лет назад гостиничная увела мужа у ресторанной, но это прошло мирно.

Остальные членши клуба сидели по обе стороны стола, судя по всему, в самых своих вечерних платьях, так что от стразов болели глаза.

Чаепитие состояло из многоразовой перемены блюд, рассказов о бизнесе и жалоб на мужиков-бездельников. Причём гостиничная и ресторанная жаловались практически хором, видимо, общий муж одинаково достал обеих.

– Пироги просто рассыпаются во рту, – похвалила Валя. – А чем занимается ваш клуб?

– Кто детские дома опекает, кто нищих стариков кормит, – ответила ресторанная.

– Сделали программу поддержки женщин из малого бизнеса. Лекции про основы предпринимательства, – дополнила Петушкова. – Помогаем бизнес-планы писать.

– А вам кто помогал? – спросила Валя.

– Нам помогал «голод – не тётка», – вздохнула гостиничная. – Я в этой гостинице директоршей была, пришли бандиты, нагнули. Потом они друг друга перестреляли, а никто, акромя меня, гостиничного дела не знает. Акции под себя и подтянула.

– Глаза боятся – руки делают, у меня вот рынок, – сказала пожилая женщина с учительским пучком. – Делили его, делили с чёрными, под ментов встала, лишних вычистила.

– Шведки приехали учить, как мутить бизнес. Надо, говорят, сделать маркетинг. А мы им, роднульки, у нас главный маркетолог – смотрящий! – засмеялась ресторанная.

– Не скажи, Лена, они про старших сестёр хорошо придумали, – возразила гостиничная. – Когда крутая тётка шефствует над девчонкой. У меня вот Тонька двадцатипятилетняя киоск сделала, а ей стали кислород перекрывать. Я людей послала – всех построила. Теперь Тонька хочет киоск продавать, прачечную делать! Передачку про нас снимите!

– Я ведущая, а не продюсер.

– Так скажите, кому лаве заносить, – подмигнула ресторанная.

– Последний раз снимала про изнасилования, – сказала Валя, чтобы не отвечать на вопрос.

– Неужели пропустят? – удивилась гостиничная.

– Цензуры больше нет, – напомнила Валя.

– Это ж круче, чем цензура. Это ж мужикам в зеркало посмотреться, увидеть кучу-малу свиней!

– Не все же насильники, – заступилась Валя за мужчин.

– Да большинство! А как бабки да матери жили?! – воскликнула гостиничная. – Я с первым мужем как мучилась! Начальник автобазы, большой человек по тем временам. Через день бил да насиловал. Весь город знал, а мать с бабкой мне – от родного мужа терпи! Да мою дочку кто пёрышком ударит, в асфальт закатаю!

– А как избавились?

– Повезло – к молодке сбёг. Сама не ушла – дура была, – махнула она рукой. – Это теперь, когда ползадницы из гроба торчит, защищаться научилась.

– Так ты раньше тростиночкой была, а теперь к тебе и подойти страшно, – хихикнула ресторанная.

– Твой-то не побоялся, – ответила гостиничная, и все прыснули.

– Я его сама тебе подсунула, – подмигнула ресторанная.

– А как у вас на коробку из-под ксерокса среагировали? – спросила Валя.

– Их базары, мы не при делах, – пожала плечами ресторанная. – Сами коробками таскаем.

– Мы в такую же коробку кидали! У нас к выборам и барщина, и оброк. Мне Рыжий не по вкусу, но Зюганов зарабатывать не даст, а мы уже к деньгам привыкли, к отдыху красивому. Сына за границей спасла, тут сказали – неоперабельно! – ответила женщина в джинсовом костюме. – Так что пусть хоть коробками, хоть вагонами.

И в ходе чаепития Валя всё время силилась вспомнить, что оно ей напоминает, и поняла, что так же разговаривали в столовке женщины на ткацкой фабрике, куда ходила к матери. Просто и честно, словно все они родня.

Валя не общалась до этого с бизнесменками, только с бизнесменами, и там так зашкаливало тщеславие, что сперва приходилось выслушать километры про их крутизну, а если собирались двое, начиналось «у кого Гучи круче».

Единственной бизнесменкой в Валиной жизни была Рудольф, но она больше была авантюристкой, строящей хитрые комбинации и получающей от пены больший кайф, чем от денег.

А эти женщины пахали и жили не рисуясь, не красуясь, помогая выживать другим, и веяло от них силой и надёжностью больше, чем от их коллег мужского пола.

Кунакова не появилась, Валя заволновалась. А Петушкова повезла её вместе с огромным букетом роз от бизнес-леди на пресс-конференцию.

Ехали в Дом прессы по летнему городу с колдобинами на мостовой, дырами в заборах, трещинами на давно ремонтированных домах и бархатной от пыли листвой.

Ряды старух торговали на фоне понурых останков местного Кремля овощами со своих огородов, цветами и сигаретами.

Машина затормозила у обветшавшего помещения. После сияющих ремонтом гостиницы и ресторана оно смотрелось эпизодом из другого фильма.

– Обещали привести в порядок, но друг на друга перепихивают, – сказала Людмила.

Поднялись на третий этаж, боясь дотронуться до ветхих антисанитарных перил.

– Эта ваша организаторша, селёдка немытая, ерунду затеяла с продажей билетов. Зачем билеты, если всё сверху проплачено? А теперь её собаки съели!

Валя отмолчалась. После того как отказалась в одиночку обедать с губернатором, а Кунакова пропала, чувствовала себя дурой.

В зале пресс-конференций было чистенько, мебель и стены сияли новой пластмассой. Журналистов пришло человек двадцать, и в углу пожилая женщина с уложенной на макушке седой косой кипятила чайник и раскладывала в вазочки печенье.

Журналисты выглядели эклектично – мамонты в советских костюмах с блокнотами вперемешку с душераздирающе накрашенными девицами, оснащёнными модными диктофонами.

Валю посадили к микрофону, но выяснили, что он не работает.