Теперь он обязан загладить свою вину и сделать нормальной жизнь девушки в колонии, как будто жизнь здесь могла быть нормальной…

Эта проблема была прочно завязана с той, которую ему придется решать завтра, и Алексей до сих пор не решил, как спасти жизнь ее отца на всеобщем сборе. Слишком много мерзостей успел натворить Митрохин за тот короткий срок, пока колония находилась в его подчинении.

Положение было настолько сложным, что Алексей не смог никому доверить охрану Митрохина даже на одну ночь. Пришлось поместить его в подвальную камеру со стальными дверями, в которой до этого хранились продукты.

Копылов тоже не вызывал у Алексея особого доверия, и этот человек останется для него источником постоянных проблем, но им, по крайней мере, можно управлять. В этом он убедился, когда, лишившись ружья, бывший комендант мгновенно утратил весь свой апломб и беспрекословно выполнял все его распоряжения.

Так и не придумав ничего стоящего к предстоящему сбору, Алексей заметил, что бледная полоска лунного света, падавшего из окна неподалеку от его кровати, постепенно сменяется розоватым светом восхода от первого из двух солнц — мрачного красного гиганта, почти не дававшего тепла, за что его можно было только благодарить, поскольку тепла с избытком хватало от второго солнца.

Переведя взгляд от полоски света на полу к ее источнику, Алексей, забыв про рану, вскочил на кровати, словно подброшенный пружиной, и невольно застонал от резкой боли.

Переплет окна напротив его кровати был перечеркнут фигурой сидящего на подоконнике человека. Но прежде чем рука успела нащупать рукоять спрятанного под подушкой оружия, он узнал Жанну.

— Ваши появления становятся с каждым разом все неожиданней!

— А что мне остается делать? Мне здесь даже поговорить не с кем! Болит спина? Давайте я посмотрю. Я закончила курсы медсестер.

Не дожидаясь согласия, она решительно направилась к его кровати. Плащ, скрывавший девушку от посторонних глаз, остался на подоконнике бесформенной серой грудой. На ней была лишь легкая кофточка, хорошо подчеркивавшая безупречную фигурку, и юбка, оставлявшая открытыми выше колен стройные загорелые ноги. Прежде чем Алексей успел придумать подходящие слова возражения, ее руки уже завернули майку на его спине и осторожно прикоснулись к бинтам.

— Где тут у вас аптечка? Впрочем, я сама знаю.

Она пересекла комнату, нашла на верхней полочке шкафа аптечку и принялась перебинтовывать его рану ловкими, почти не причинявшими боли движениями. Алексей сидел молча, истукан истуканом, почти полностью обнаженный перед этой прекрасной молодой женщиной, которой так восхищался Сергей…

Старые связи теряют здесь всякое значение. Здесь другой мир, другие люди, совершенно другая жизнь… С прошлым покончено навсегда. Эти мысли успокоили его, помогли преодолеть смущение и нерешительность в тот момент, когда ее губы, в темноте, словно бы невзначай, коснулись его сухих и горячих губ…

Проснулся Алексей от звуков колокола и долго не мог понять, где он находится и что, собственно, происходит. Лишь увидев рассыпавшиеся на его плече золотистые волосы Жанны, он вспомнил прошедшую ночь, но это никак не объясняло, откуда здесь взялся колокол. Алексею казалось, что он заснул всего минуту назад, но теперь за окном ярко светило второе солнце, и равномерные звонкие удары назойливо лезли в уши, внушая тревогу и желание избавиться от этих звуков.

— Что происходит? — пробормотал он и, приподнявшись на постели, попытался натянуть штаны.

— Так они созывают совет. Это идея моего отца. Тебе пора вставать и идти к ним. — Жанна ничего больше не добавила, только взглянула на него полными слез глазами.

— Все настолько плохо?

— Они никогда не простят его. И ты ничего не сможешь с этим поделать.

— Ладно. Посмотрим. Никому не говори, что ты его дочь. Я скажу, что ты прибыла вместе со мной.

— Поздно. Они уже знают. Этот плащ… мне подарил его Ивлев, местный мастер.

— Видишь, не все так плохо. Некоторые из них понимают, что ты не можешь отвечать за поступки своего отчима.

— Я беспокоюсь не за себя! — Ее глаза гневно сверкнули, и от этого гнева, вызвавшего яркие пятна румянца на ее щеках, она стала еще прекраснее, хотя казалось, что это невозможно.

— Я сделаю все, что в моих силах. Все, что от меня будет зависеть. Не выходи из дома. И приготовь на всякий случай оружие. Не сомневаюсь, ты умеешь с ним обращаться.

— Ты собираешься идти на совет безоружным?

— Здесь слишком долго держали людей под дулами автоматов. Я собираюсь это изменить.

— Не делай этого! Они расправятся и с тобой! — Жанна попыталась удержать Алексея, но он мягко отстранил ее и решительно направился к двери.

— Со мной ничего не случится. Никому не открывай, пока я не вернусь.

Центральная улица поселка в середине расширялась, превращаясь в небольшую площадь. В центре ее росло единственное здесь земное дерево — раскидистая сосна, под которой стоял звонарь, с отрешенным видом продолжавший выбивать из висевшего на ветке металлического котла заунывные звуки. Звонарь был похож на механическую куклу, у которой никак не кончался завод. Рядом с «колоколом» красовалось возвышение для выступавших и выкрашенная в яркий желтый цвет небольшая скамья для «особо избранных лиц» — ныне пустая. На ней, согласно описаниям Копылова, сидели члены совета колонии или те, кого подвергали общественному суду, смотря по обстоятельствам.

Все мужское население поселка собралось на площади и молча стояло вокруг сосны глухой неподвижной массой. Чувствовалось, что за прошедшую ночь колонисты успели обсудить все последние события и пришли к какому-то единому мнению.

Алексей сразу же почувствовал себя инородным телом, чужаком, пришельцем, едва вплотную подошел к этой толпе, которая не шелохнулась и не расступилась перед ним. Тогда он в первый раз пожалел, что не взял с собой оружия, и подумал, что Копылов был прав. Без применения силы ему вряд ли удастся чего-нибудь добиться от этих людей.

Лишь когда Алексея нагнал отставший Копылов, стоявшие к ним вполоборота люди нехотя расступились, скорее следуя старой традиции, чем уважению к вновь прибывшим.

Добравшись до центрального возвышения под сосной, Алексей попросил звонаря остановиться, поскольку из-за издаваемого им ритмичного грохота нельзя было бы разобрать ни одного слова.

Звонарь нехотя и далеко не сразу подчинился. Когда наконец на площади установилась относительная тишина, Алексей, прежде чем начать заранее подготовленную речь, обвел всю эту небольшую толпу внимательным взглядом, отмечая тех, кого уже знал, и пытаясь угадать в незнакомых лицах, какое положение в общине они занимают и может ли он надеяться в будущем, когда дело дойдет до голосования, на их поддержку.

Вывод был совершенно неутешительным. Похоже, он проиграл еще до начала, и, бросив на уютно устроившегося на желтой скамейке Копылова сердитый взгляд, — словно тот был виноват в настроении поселенцев, — Алексей начал говорить: