– Иди-ка ты, Серега, ротой командуй!

Смагин потешно козырнул:

– Есть, товарищ капитан!

Сергей также ушел в парк. Подумав, Александр направился в техническую часть, расположенную в одном здании с контрольно-техническим пунктом парка боевых машин батальона, вотчину заместителя командира по вооружению капитана Коли Павлова.

Возле выгнанного из мастерских танка увидел Шестакова, подошел к нему:

– Ты куда после развода делся?

– В парк пошел.

– А что у тебя за настроение?

Лейтенант повернулся к Тимохину:

– Сань! Почему ты не сказал, что именно в субботу собираешься в отпуск?

– А что?

– Да ничего! Мы о пикнике говорили?

– Говорили!

– Я с Леной все согласовал, она готовиться начала, а тут на тебе, облом.

– Вот ты о чем.

– Да, я об этом. Что, мелочь? Конечно, по сравнению с другим. Но почему ты ничего не сказал об отпуске?

Тимохин отвел лейтенанта в сторону, мимо проходил строй гарнизонной пожарной команды:

– Почему, спрашиваешь? Да потому, что ты об этом раньше меня по идее узнать должен был.

– Как это?

– А вот так! Об отпуске мне сообщил комбат, когда я вчера к нему домой заходил. Он же сказал, что и документы готовы, и даже билет заказан до Москвы. Начфин предупрежден, чтобы выплатить мне довольствие. Весь штаб знал о моем предстоящем отпуске, ты нет! Как, впрочем, и я! Но я-то где был последнюю неделю? В командировке. А ты? Ты тут в батальоне службу тащил. Вот почему не я, а ты первым должен был узнать об отпуске. И потом, стал бы я морочить тебе голову с этим пикником, если бы знал, что уеду?

Лейтенант потер подбородок, глядя на Тимохина:

– Да. Ты опять прав! А я не додумал.

Александр улыбнулся:

– Потому что о другом думаешь! Но ничего страшного-то не произошло? Сколько планов личных иногда летит к чертям, стоит прилететь какому-нибудь московскому или ташкентскому «бугру»? Кому, как не твоей Лене, прапорщику внутренних войск, знать об этом. Объяснишь – поймет! А пикник организуем. Сказано, значит, будет сделано. Но чуть позже!

Шестаков хлопнул друга по плечу:

– Ладно, капитан, проехали! Скажи лучше, как у тебя с Татьяной?

– Прекрасно!

– Рад! Честное слово, рад за тебя.

– Да верю, верю. Иди, командуй своим взводом, а я пойду к Павлову, канцелярию принимать.

– Давай! Ты теперь тоже какой-никакой, а бугор, при Управлении будешь числиться.

– Ты же знаешь, мне плевать на должности!

– Знаю! Еще раз поздравляю с капитаном. Вечером не подбросишь до микрорайона?

– Какой разговор? Как освободишься, к дому подходи, машина там стоит. Я буду ждать. Или ты подождешь, если задержусь.

– Заметано.

Четверг 21 июня прошел спокойно, по распорядку. Обычное совещание в 16-00 провел все тот же Рахимыч. После чего офицеры начали понемногу расходиться. Донимала жара. Со дня на день должен прийти приказ об изменении распорядка, но тогда станет еще хуже. Для командного состава. Потому что новый, летний распорядок предписывал отдых солдатам срочной службы с 13-00 до 17-00, что удлиняло рабочий день офицеров и прапорщиков. Раньше такого не было, как не было и рубашек с короткими рукавами, лишь галстук разрешалось не носить, да в наряд заступать без кителя. Потом кто-то в штабе, где ничего не изменилось, «позаботился» о личном составе, не имея ни малейшего представления, что к пяти-шести часам вечера и наступает самая жара. Но в штабах думают не так, как в войсках.

Поговорив после совещания с замом по вооружению, Тимохин в 17-20 пошел домой. Шестакова не было. Александр сбросил форму, простирнул ее, вывесив во дворе, иначе завтра она будет колом стоять и иметь белые пятнистые разводы от пота. Принял душ, остыл под кондиционером, переоделся в летний костюм, вышел во двор. Закурил.

Запыхавшись, подошел Шестаков:

– Давно ждешь?

Александр ответил:

– Нет.

– А меня ротный задержал, разборки бойцы учинили, один таджик казаху в жало врезал. Оба из моего взвода. И подрались-то «мамеды» из-за пустяка, сигарету не поделили, а хавальники друг другу разбили – ЧП. Решили замять это дело. Как будто кто-то стал бы выносить его за пределы роты.

– Бойцы-то помирились?

– Куда ж они денутся? Оба в наряд пошли под контролем ответственного офицера.

– А как же разбитые физиономии?

– Да ладно, Сань, как будто ты не знаешь, как наши солдаты дерутся? Так, носопырки разбили, и все, ни синяков, ни ссадин. Ну что, едем?

Александр посоветовал другу:

– Ты бы, Вадим, душ, что ли, принял?! Потеешь сильно!

– Дома в ванной отмокну! Ленка к семи часам придет. К этому времени буду в полном порядке.

– Ты гражданку к ней перевез?

– Конечно! Тут, что ли, переодеваться? Приехал – переодеваться, уезжаешь – снова. Джинсы с майкой оставил в общаге, остальное перетащил к ней на хату.

– И когда же свадьба?

– Скоро! Сначала в отпуск вместе съездим. К моим заедем, потом к ее родичам. Мне-то лично эта канитель не нужна, но Елена хочет, чтобы все было как у людей. Будто родичи против выступят. А выступят, их послушают? Но раз женщина хочет, офицер обязан удовлетворить ее желание.

– Любой мужчина обязан!

– Да какая разница? Я тебя вот о чем хочу спросить, ты сегодня Пашку Карчевина не видел?

Тимохин взглянул на Шестакова:

– Нет, а что?

– Да встретил его по пути сюда. Идет из полка, качаясь, как маятник. Вдрабадан, короче. Поздоровался, он не узнал меня, послал к черту! Сопьется Пашка!

– Он же обещал не пить!

– Так ты с ним разговаривал?

– Да! Как из командировки вернулся. Выбил его из колеи уход жены. Крепко выбил.

– Вот, Саня, что любовь с людьми делает, одного в небеса поднимает, другого с этих небес со всего размаху мордой в землю!

– Ничего! Пашка отойдет! С первого раза, видно, не получилось, получится со второго.

– Хорошо, на него документы на замену ушли, а то сейчас завернули бы!

Александр заметил:

– Пока мы болтали, ты спокойно мог душ принять!

– Все, Саня, все, едем!

Тимохин вывел «Жигули» из-за дома на дорогу и повел автомобиль к внешнему КПП гарнизона.

Сначала завез в микрорайон товарища. Тот остановил машину у дома, объяснив:

– Вот тут в 13-й квартире мы с Еленой и обитаем.