– В таком случае, госпожа Каренина, я арестую вас за кражу ценных бумаг, что наверняка найдутся в этом чемоданчике, – Ванзаров указал на саквояж, который прятался у нее под мышкой. – Ради чего вы заезжали в особняк утром? Вещи ваши на даче. Дом пустой. Только для того, чтобы прихватить себе кое-что для свободной жизни от щедрот мужа. То есть украсть. Годится для ареста?

Она старательно искала, за что бы зацепиться, но соскальзывала все дальше. И не было спасения.

Дверь распахнулась. Гривцов, напряженный до самой макушки, стоял с револьвером на изготовку. Все-таки не выдержал ожидания.

– Господин Ванзаров, поезд вот-вот отправится, третий колокол уж прозвонил… – с отменно мрачным видом сообщил он, разглядывая даму, что полулежала на диванчике. – Помощь не требуется?

– Без вашей помощи, Николя, нам не обойтись… Надежда Васильевна, вам будет приятно, если вас арестует такой молодой и подающий надежды чиновник полиции, в недалеком будущем – великий сыщик? Ну как, согласны на мое предложение, госпожа Каренина?

– Я думала, что ненавижу эту фамилию, ненавижу сына, которого родила от этого человека, ненавижу его проклятую мать… – ответила она ровным голосом. – Но теперь я знаю, кого буду ненавидеть больше всего, пока живу на этом свете…

Ванзаров благодарно ей поклонился. А Николя никак не мог разжать руку. Револьвер словно прилип к ней.

Прошло два дня.

Ани медленно поправлялась на петергофской даче. Серж ходил за ней, как за ребенком, словно хотел заслужить полное прощение. Единственным развлечением его стало отправлять по три-четыре телеграммы за день, умоляя Ванзарова приехать в гости, обещая прислать за ним в Петербург карету по первому зову, и вообще располагать его дачей по собственному усмотрению, хоть поселиться там.

И Ванзаров приехал. Серж набросился на него, предлагая и угощения, и сигару, и прогулку по парку, и все, что ему вздумается. Но Ванзаров вежливо отказался от всего. Он только сел в саду, где был сервирован чайный столик, и с интересом наблюдал за тем, что происходило неподалеку. Сережа играл с деревенскими мальчишками в «паровозик», заставляя их вставать гуськом, держась за пояса, и топать между насаждениями, которые были у него вместо швейцарских гор. Он был и машинистом, и гудком, и паровозом, заправляя в игре. Серж смотрел на сына и не мог скрыть тихой гордости. Сережа совершенно не вспоминал о матери и был доволен жизнью. Если бы его не заставляли учиться и прогнали учителя, он был бы совсем счастлив. Но тут отец проявил строгость. Однако сейчас учеба была забыта ради отчаянной возни.

Засмотревшись, Серж опомнился, что гость скучает. Он стал извиняться и расспрашивать. Ванзаров отвечал без всякой утайки. Вронский сделал признательные показания, в которых указал главную виновницу ради смягчения своей участи. Надежда Васильевна все отрицает, запирается и отказывается признать свою вину, сваливая все грехи на Вронского. Таким поведением она рискует навлечь на себя немилость присяжных. Собранных доказательств достаточно, чтобы изобличить ее. Вронский предъявил ее письма и телеграммы, из которых следовало, что она давно замышляла убить мужа, чтобы освободиться, получить наследство и выйти за него замуж.

– Не могу предсказать вердикт суда, но меньше пяти лет каторги она не получит, – сказал Ванзаров. – Фактов более чем достаточно, чтобы вам начать бракоразводный процесс. На вашей стороне все козыри. Можете начать новую жизнь. И, быть может, еще раз жениться. Вот, к примеру, Ольга Левина не захочет ли променять балетную сцену на роль хозяйки вашего дома?

Серж только усмехнулся.

– Она и видеть меня не захочет. Не я ей был нужен, а роль в «Раймонде». Найдет себе другого, более влиятельного. Хорошо, хоть родственники меня простили. Кстати, Танечка Вертенева передавала вам привет.

– Не имею чести ее знать, – ответил Ванзаров.

– Вот странность. Она так горячо вам велела кланяться… Ну, да ладно. Родион Георгиевич, меня мучает любопытство…

– Что-то не вижу Анну Аркадьевну…

– Она не может отказаться от привычки быть одной. Или у постели Ани сидит, или уходит в дальние уголки сада. И ничего мне не рассказывает! Только вздыхает.

– Мне кажется, она не простила себе один грех…

– Так объясните, как она уцелела? – взмолился Серж. – Как вы нашли ее?

– Это очень простая история, – начал Ванзаров. – В тот день и час на станции Обдираловка оказалась некая госпожа Зарайская. Марфа Васильевна убежала от мужа с непременным желанием броситься под поезд от несчастной любви. Что и проделала, опередив Анну Аркадьевну на какую-то минуту. Когда Каренина подбежала к ней, то увидела на рельсах женщину одних с ней лет, схожей фигуры, цвета волос, и даже обручальное кольцо на пальце. Лицо ее было совершенно изуродовано колесами поезда. У вашей матушки мелькнула мысль: а ведь это шанс, чтобы ей исчезнуть навсегда. Стоило лишь оставить на теле свой красный мешочек и забрать ее сумочку. Никто на глухой станции не стал бы разбираться. А чтобы ошибки не случилось, она послала мальчишку в имение к Вронскому и Левину, чтобы тот сообщил о ее «смерти». Первым прибежал граф, увидел растерзанное тело, знакомую бархатную сумочку, и уже не мог ничего ясно видеть. Впрочем, как и Левин. Они рыдали и подписывали бумаги, что им подсовывал станционный жандарм. И никто из них не заметил, что на «погибшей» Анне было чужое платье. Мужчины в этих мелочах так невнимательны. А ведь в протоколе написано: черное платье с красной сумочкой. Дама, привыкшая к высокой светской моде, себе такого никогда бы не позволила…

– Но как вы узнали, когда и откуда она приезжает? – не унимался Серж.

– Это было в бумагах вашего отца, – ответил Ванзаров. – Она прислала телеграмму без подписи с датой приезда. Оставалось только узнать, откуда прибудет поезд. Тут помогла простая логика. Где может скрыться дама с чужими документами, да так, что ее не будут искать? Только в женском монастыре. У Анны Аркадьевны не было сил и возможности уезжать куда-то далеко. Она и отправилась в ближайший монастырь: Успенский Ергушевского уезда. Следовательно, в указанную дату надо было встречать поезд из Москвы.

– Неужели наблюдательность может так точно предсказать поведение человека?

– Может. Особенно если изучить целую пачку денежных переводов. Ваш отец регулярно отправлял пожертвования только в Успенский монастырь. С чего бы такая щедрость к обители в глухом углу, если в том не было его личного интереса?

Серж задумался, не замечая, как быстро и громко стучит пальцами по столу.

– Выходит, отец все знал… – наконец сказал он.

Ванзаров полностью согласился.

– Это самое простое объяснение, почему Алексей Александрович решительно отказался жениться: ему нельзя быть двоеженцем, – добавил он. – Но и фальшивую могилу не считал нужным посещать. Скорее всего, он заметил нелепость в одежде и все понял. Не беру на себя смелость утверждать, как именно он нашел монастырь. Но общение его с Анной Аркадьевной началось не вчера. Если поискать в его квартире более тщательно, уверен: обнаружатся ее письма. Она ведь ехала, чтобы украдкой посмотреть, как ее дочь выйдет замуж. Как ваша матушка пережила известие, что Алексея Александровича больше нет?