Указания делегации и детальная подготовка в департаментах на бумаге представляли собой впечатляющий проект национальной самообороны, но при выполнении их ждала судьба всех планов, которые зависят от обычных смертных, пусть даже героически настроенных, но невооруженных, необученных и не имеющих понятия о воинской субординации и дисциплине. Всякий раз при появлении немецких войск, причем любой численности, местная самооборона оказывалась несостоятельной. Полковник де Кателино, который должен был сотрудничать с местной национальной гвардией при обороне Орлеанского леса, соглашался с тем, что на бумаге их организация выглядела безукоризненно, «но стоило появиться врагу, как все куда-то исчезли. На всех дорогах, за каждым кустом сидели люди, вооруженные винтовками, но далеко не все явились, услышав залпы». Когда в начале следующего года армия Фридриха Карла проникла на запад к департаменту Сарта, безразличие населения повергло власти в отчаяние. «Я предупреждаю вас, – писал префект департамента Орн мэру городка Бомон-сюр-Сарт 13 января, – что, если вы по получении этого письма не взорвете оба моста в Бомоне… вы будете немедленно арестованы, предстанете перед военным трибуналом и расстреляны на месте». Четыре дня спустя он приказал заместителю префекта в Аржантане разрушить все линии связи между Аржантаном и Алансоном. «Используйте все средства, реквизируйте инструменты, призовите рабочую силу… если люди не захотят работать, заставьте их с револьвером в руке». Но мосты так и не были взорваны, дороги не были приведены в негодность, смелости Гамбетты и героизма его самых горячих последователей уже не хватало для поддержания боевого духа всей страны. Префект департамента Кальвадос проявил куда больше реализма, когда, будучи информированным о том, что все войска в его департаменте отведены на Шербурский полуостров (полуостров Котантен. – Ред.), он ответил: «Очень хорошо, я согласен. Но… в таком случае откажитесь от обороны как главенствующего принципа… И когда вы тыкаете пальцем на того, кто не дает врагу отпора, подумайте о том, что вы лишили нас всех средств обороны…» Французские крестьяне продолжали сбор зерновых, винограда, ухаживали за домашним скотом, заботились о своих детях, в случае необходимости подчиняясь оккупантам, как подчиняются любой силе, такого подчинения требующей, и все сильнее проникались глубокой неприязнью к фанатичному идеализму своих лидеров, и постоянно мечтали о мире, не важно какой ценой, но о мире.

Занимаясь организацией новых вооруженных сил после 4 сентября, Гамбетта действовал так, будто имперская армия вместе с самой Второй империей прекратила существование.

Это было вполне естественно – безусловно, большая часть профессиональной армии, которой располагал Наполеон III в начале войны и на которую рассчитывал для обороны Франции, так и оставалась на территории страны, организованная, вооруженная, дисциплинированная и сосредоточенная вокруг крепости Мец без каких-либо поставленных ей задач. Она состояла из пяти армейских корпусов, самый лучший из которых вообще не побывал в боях, армия численностью 154 481 человек, полностью вооруженных, включавшая кавалерию и артиллерию, и с достаточным количеством боеприпасов. Гамбетта и Базен почти не встречались и при составлении планов не принимали всерьез факт существования других сил. Изумленная и возмущенная страна впоследствии не могла найти объяснение бездеятельности Рейнской армии, кроме как следствие предательства Базена, и по окончании войны отвела душу, предав его суду и навечно пригвоздив его к позорному столбу в назидание потомкам. Однако доказательств, предъявленных ему судом и в ходе расследования, проводимого Третьей республикой и правительством национальной обороны, было явно недостаточно для предъявления маршалу обвинения в предательстве, их даже не хватило для того, чтобы обвинить Базена в своекорыстии. Представленная картина свидетельствует о некомпетентности маршала, о его беспомощности перед лицом проблем, которые были бы под силу лишь военачальнику, обладавшему воистину незаурядными полководческими способностями и политической прозорливостью. В действительности предъявленное маршалу Базену обвинение относилось не столько к нему, сколько ко всей армейской системе в целом, выпестовавшей его и позволившей ему подняться до поста командующего вооруженными силами страны. Государства имеют в распоряжении тех генералов и те правительства, которых они заслуживают. Но если мы всерьез намерены разобраться, кто в действительности нес ответственность за события в Меце в период с 19 августа по 27 октября, когда и крепость и войска в конечном счете сложили оружие, нам предстоит тщательно их проанализировать. Сначала мы рассмотрим и дадим оценку военным событиям, что особого труда не составит, и уже затем политическим, осудить или же одобрить которые будет значительно сложнее.

Ни немецкое, ни французское командование так в полной мере и не осознали того, что 19 августа они начали осаду. Приказы Мольтке предписывали шести корпусам 1-й и 2-й армий занять левый берег Мозеля для предотвращения прорыва французов на запад. В случае своего прорыва на восток французы натолкнулись бы лишь на силы 1-го корпуса и дивизии ландвера, которым было велено не оказывать серьезного сопротивления. Все эти мероприятия были нацелены на то, чтобы не дать Базену и Мак-Магону соединиться. Что же касается Фридриха Карла, не проявлявшего особого энтузиазма к выполнению столь заурядной задачи, Мольтке заверил его, что это много времени не займет. Либо французы предпримут попытку прорыва, либо сдадутся из-за отсутствия провианта, а затем, как он успокаивал Фридриха Карла, «Ваше Королевское Высочество будет пожинать лавры по случаю капитуляции противника и одной из самых замечательных в военной истории побед над ним».

Довольно быстро вокруг Меца была создана линия укреплений, периметром 40 километров, благодаря прусской дотошности и усердию фактически неприступных и на правом берегу Мозеля, и на левом. Все дороги были забаррикадированы, каждая деревня была превращена в небольшую крепость и связана ходами сообщения с соседними, каждый лесной массив был либо защищен завалами деревьев, либо изрезан просеками, вырубленными с целью обеспечения возможности ведения огня. Повсюду были прорыты траншеи для стрелков и для обеспечения поддержки, на тщательно выбранных территориях оборудованы артиллерийские позиции для полевых орудий. Были изменены направления старых дорог, проложены новые, упрочнено их покрытие, через Мозель были переброшены дополнительные мосты, все наиболее крупные штабы связали телеграфные линии, были возведены и обустроены наблюдательные пункты и башни световой сигнализации, отстоявшие через равные интервалы друг от друга по всему периметру, а главная железнодорожная линия от Парижа до Рейна в районе крепости была перенесена таким образом, чтобы проходила за пределами линий укреплений. Поскольку все места расквартирования вблизи позиций были до отказа забиты войсками, условия проживания личного состава стали невыносимыми. Сначала деревни были переполнены ранеными – и пруссаками, и французами, – и первые вынуждены были соорудить лачуги из хвороста, которые едва защищали от осеннего холода и дождей. Рационы были крохотными до тех пор, пока интендантская служба не дождалась, наконец, когда привели в порядок железную дорогу и она стала функционировать в более или менее нормальном режиме. Сказались и последствия набегов солдат на сады и огороды долины Мозеля – произошла вспышка дизентерии, диареи и других желудочно-кишечных заболеваний. В целом состояние здоровья войск вызывало серьезную тревогу прусских властей. Многие их биваки располагались вокруг Гравлота и Аманвиллера, где поля были усеяны тысячами разлагавшихся трупов, едва присыпанных землей, которая в результате ливней следующих нескольких недель оказалась смыта, что также оказало пагубное воздействие на физическое здоровье и боевой дух немцев. Поэтому пруссаки стали все больше и больше солдат бросать на работу, следя при этом за добросовестным ее выполнением, – на рытье могил, строительство лачуг для временного проживания и укрепление стенок траншей камнем. Дожди затянулись не на одну неделю, и в войсках, принимая во внимание страшную скученность, росло недовольство, но поскольку раненых и тажелобольных отправляли в Германию и в связи с этим высвобождались здания и помещения для войск, а также вследствие улучшения питания и функционирования почты, благодаря чему солдаты стали получать письма из дома, можно было говорить о заметном улучшении условий проживания солдат Фридриха Карла, в то время как жизнь французских солдат армии Базена в крепости ухудшалась.