Девушка повернулась, упершись взглядом в открытую дверь. Последние сполохи солнца освещали хорошо утоптанную тропу к дому. Ведунья пользовалась популярностью. «Не зарастает к ней народная тропа», — улыбнулась Наташа. Сколько женщин приходило сегодня? Она слышала двух.

— Мама вам тут супчика прислала куриного. Есть будете? — не дождавшись ответа, девочка заговорила дальше: — Варила для молодого господина и для вас. Сейчас печь затоплю и согрею его.

Повязав принесённый с собой передник, Кэйти оглянулась на госпожу:

— А в замке страсти такие творятся, — в её голосе проступили заговорщицкие нотки. — Лекаря убили. Хозяин запер его в подвале, а там его и… Прямо в сердце кинжалом. По замку бродит неупокоенный дух. Это госпожа Леова, я знаю. Вот если она приходит — знай, что кто-то преставится, — перекрестилась служанка.

Наташе хотелось уточнить, кто видел привидение, но горло требовалось беречь. Она вздохнула. А Кэйти, похоже, собеседник и не нужен. Достаточно того, что нашлись свободные уши.

— Хозяин сегодня страшно злой. Все попрятались. На меня так глянул, что я чуть не умерла с перепугу. А потом к нему господин командующий побежал и всё… Больше не вышел… Никто.

Наташа тихо хмыкнула в ответ. Прислуга всё про всех знает. В книгах об этом верно написано. Что пишут ещё? Если ты бедна, как церковная мышь, тебе одна дорога — в прислуги или в монастырь. Там оденут и накормят, будет крыша над головой. Выйти замуж? Похоже — это станет своеобразным рабством. Доблестные рыцари, о которых она читала в ранней юности, совершавшие подвиги ради своих прекрасных дам сердца, где они? Наташа пока таких не видела. Всё, что читала в книгах, всего лишь вымысел. Что может знать автор подобных произведений об этом веке, если ничего не сохранилось? Книг нет и в помине. Баллады? Тоже вымысел. Фольклор. Свитки? Это деловые бумаги, переписка. Вон, пожалуйста, брачный договор. Передача в «рабство» богатой наследницы для улучшения политической обстановки между власть имущими. Здесь царит жестокость и бесправие, власть денег так же сильна, как и во все времена. Иерархия? Ничего не изменилось.

Девушка поймала себя на мысли, что в том, своём времени, она была спокойной и защищённой. Что ей давало чувство уверенности в завтрашнем дне? Работа, счёт на банковской карте, свои квадратные метры. Всего этого здесь нет. И не заработаешь.

Всё встало на свои места. Другого выхода, как после выздоровления вернуться в замок и занять там отведённое ей место, она не видела. Вырисовалась чёткая цель — собрать денег и покинуть этот «гостеприимный» уголок. Как заработать? Если за это время ничего не изменилось и Юфрозина по-прежнему нуждается в компаньонке, то условия сделки останутся прежними.

Другие способы приработка? Не хотелось думать, что отец больного окажется настолько неблагодарным, что проигнорирует излечение ею своего наследника. Было бы неплохо, если бы это «спасибо» подкрепилось денежными знаками.

Отъезд… Чтобы покинуть замок, нужен конь, одежда, еда, оружие. Скорее всего, сто́ит всё это недёшево. Наташа вздохнула. К коням она боялась даже приближаться, не говоря уже о том, чтобы сесть на него и продержаться в седле хоть сколько-нибудь. А без этого никак. Нужны уроки верховой езды. Здесь может помочь Бруно.

Ну, что ж, если сразу не удалось умереть, значит, ждём выздоровления и помогаем себе сами. Она грустно улыбнулась. А что с дуремаром? Убит? О нём говорил Бруно? Кем убит? Сообщником. За что? Чтобы замолк навсегда — много знал. Плохо.

Кэйти вышла на улицу и быстро вернулась.

— Как хорошо, — сообщила она радостно. — Хозяин прислал Рухе дрова. Да хорошие какие. Такие только в замке есть. Ей надолго хватит. А то в таком доме тепло никак не держится. Камень всё забирает, — взялась она растапливать печь, тихо напевая.

Наташа, расслабившись, думала о том, что её ждёт, если остаться здесь. Выйти замуж? Очень не хотелось жить в таком же крохотном тёмном домике, где хорошо только летом, когда тепло и солнечно. Но есть осень с затяжным нудным дождём, стылой моросью и холодным небом, затянутым пепельными низкими тучами. Есть зима с продолжительными морозами, с сутками бушующими метелями, пронизывающим порывистым ветром. И есть нужда — ежедневная и беспросветная — с думами о куске хлеба. Девушка знала, что такой жизни она не выдержит и первое же воспаление лёгких приведёт к летальному исходу.

Огонь весело запылал в печи, и Кэйти закрыла дверь. Запах горящих потрескивающих дров наполнил маленькую комнату.

Наташа задвигалась, усаживаясь удобнее. От кончиков пальцев рук до стоп будто прошёл разряд. Защекотало в носу. Она чихнула.

— Я знала, что вы скоро встанете, — улыбнулась Кэйти, ставя котелок с водой у огня. — Я всё время молюсь за вас.

Скрипнула дверь. На стену упала вытянутая чёрная тень, скинула накидку, оказавшись старенькой и маленькой бабулькой. Года пригнули её к земле. «Лет сто, — подметила Наташа. — В наших деревнях таких старушек много». Снова думала об исчезнувшем мире.

Из-под плотно повязанного платка, её цепко изучали глубоко запавшие глаза, кажущиеся двумя чёрными провалами.

— Сидишь…

Наташа не испытывала ни страха, ни робости. Ей хотелось поблагодарить старую женщину за то, что она для неё делает.

— Попробуй покормить, — сказала ведунья Кэйти. — Хлеб не давай. Значит, хозяин дров прислал.

Девочка с огорчением отметила, что госпожа съела очень мало. Прибрав стол, она, попрощавшись, ушла.

Руха, подтянув табурет, села напротив девушки:

— Значит, ты та иноземка, что молодого хозяина исцелила. Пей, — поднесла ей кубок, наклоняя, помогая с ним справиться. — Спать будешь крепко. Вижу, плохо тебе. И я пью, а то спать перестала. И мёрзну. Холода идут, — пошаркала она к печи, зачерпнула варева из котла и вернулась к столу. Молчала, уставившись на иноземку, тяжело длинно вздыхая, будто считывая её историю по лицу.

Наташа не заметила, как опустила голову на подушку. Сон сморил почти сразу.

Ведунья, накрыв болезную поверх простыни ветхим латаным одеялом, снова всматривалась в её лицо, горестно пришёптывая:

— И у кого только рука поднялась.

Кряхтя, забралась на тёплую лежанку.

В тёмном углу завёл уютную песню неугомонный сверчок.

Тихо потрескивали в печи догорающие поленья.

Насыщенный аромат трав, смешиваясь с живительным запахом хлеба, замысловато вплетался в такие разные сны таких разных людей.

Старухе снилось палящее солнце, белый мягкий пахучий каравай да полный глиняный кувшин парного молока.

Иномирянке снилось знойное южное лето и пустынный песчаный берег моря, пронзительные крики чаек да набегающий шум пенного прибоя.

* * *

Пробуждение оказалось лёгким. Девушка потянулась, открывая глаза, уставившись на грубую мешковину занавески. С удовольствием вдыхала ароматы трав, радостно отмечая, что руки и ноги слушаются.