Цзянцзюнь палочками взял креветку и подал отцу Хуа — намеренно неуклюже. Если гость неграциозно примет угощение или, того хуже, уронит хоть кусочек, то потеряет лицо. Отец Хуа ухитрился все же подхватить еду и донести до рта. От второго куска, согласно этикету, отказался. Хорошие манеры требуют притворяться, будто еда так хороша, что не можешь больше есть, хотя бы на самом деле ты умирал от голода.

Еще жест рукой — и слуга внес новое блюдо, особый деликатес, пильчатые креветки, поджаренные и тушенные в сиропе из сои и трав.

— Вы давно не виделись с супругой, ханьлинь, так что это лакомство вам очень пригодится. Налегайте на верхушки, — захихикал юйши. — Если пожелаете, прикажу подать любовные семена.

Отец Хуа внутренне содрогнулся: до чего же нескромен, бесцеремонен и пошл этот вельможа! Пильчатые креветки, особенно верхушки, повышают мужскую силу, как и любовные семена — сорт чечевицы, обладающей магическими свойствами.

— Благодарю, цзянцзюнь! Именно долгая разлука с женой — залог того, что мне не нужно укрепляющих снадобий. Я не пользовался ими с тех пор, как «соловьиная кровь»[152]исчезла с руки моей невесты.

— Я полагал, что вдали от надзора ревнивой супруги вы вдоволь нагулялись по «зеленым теремам» столицы. Откуда же силы для сладких сражений на долго пустовавшем брачном ложе?!

Взгляд из XX века

На рубеже XVI–XVII веков об интимных сторонах жизни люди говорили гораздо свободнее и спокойнее, чем наши соотечественники до недавних пор. В Китае, Японии, Корее еще в древности создавались специальные пособия по технике половой любви — так называемые «книги подушки». В древней Индии родилась «Кама сутра» — целая энциклопедия, более того, философия секса.

О сексуальной литературе античной Греции и Рима можно судить хотя бы по апулеевскому «Золотому ослу». Поражаюсь, как это наши издатели оставили там сцены скотоложества!

Зато на знаменитых «Греческих мифах» Куна они взяли реванш — в последних изданиях не найти ни одной «скабрезной», на их взгляд, детали, которыми изобилует оригинал!

Мусульманский средневековый мир был наводнен списками «Благоуханного сада», «Алфийе и Шалфийе», «Руководства по сожительству», «Эликсира жизни», стихов поэта Каани, по сравнению с которыми эротические сказки «Тысячи и одной ночи» покажутся чтением для детей дошкольного возраста. Недаром советские высокопоставленные пуристы, блюстители народной чистоты и нравственности, приняли решение внести восточные учебники секса в «черные списки» порнографических книг.

Даже лицемерное христианство не сумело переплюнуть наших чинуш в стыдливом рвении закрыть всех и вся фиговыми листками! Правда, и отцы церкви робко ревизовали кое-какие «нескромные» места в Ветхом завете — вроде «Песни песней». Из песни, тем более сочиненной Соломоном, слова не выкинешь, а вот общий смысл извратить можно. Больше тысячи лет паству уверяли, будто в этом разделе Библии описана любовь не мужчины к женщине, а Иисуса и церкви.

Тем не менее только в тех христианских странах, где господствовала инквизиция (Испания. Португалия. Италия), постоянно предпринимались попытки изгнать секс из литературы — конечно, не из разговоров, а тем более быта, это еще ни у кого не получалось, хотя в энтузиастах нехватки не наблюдалось. Все они оканчивались безуспешно, свидетельство тому — «Декамерон», «Гептамерон» и прочие сборники новелл Возрождения.

В чопорной Англии XVII века школьные учебники не таили от юного поколения никаких «взрослых» секретов, свободно оперировали такими понятиями, как «шлюха», «рогоносец» и несколько непривычным для современного уха «рогоделец». В программу Кембриджского университета был допущен фривольный Марциал, и тьюторы стыдливо рекомендовали студиозусам опускать при чтении некоторые места. И ведь это в самый разгул пуританства! А до того вообще не существовало «запретных» тем, если судить по «Кентерберийским рассказам» Чосера.

На Руси былые поколения тоже не воспитывались ханжами. Конечно, в церковных книгах, воинских повестях, поучениях, которые составляли основу первозданной русской литературы, секс если и появлялся, то в дьявольском обличии, с рогами и копытами. А вот народное творчество… Сравним былину про Илью Муромца, вынужденного под угрозой смерти «сотворить блуд» с женой Святогора, с началом «Тысячи и одной ночи», где царь Шахрияр делает то же самое с любвеобильной пленницей ифрита. Не станем гадать, перенял ли кто у кого сюжет, или, может, он возник отдельно в разных странах из-за типичности исходных ситуаций. Факт остается фактом: наши предки могли себе позволить говорить и писать такое, чего мы, «просвещенные», до недавних пор не смели.

* * *

— Простите, высокочтимый! В Бэйцзине из всех «цветов» я прикоснулся только к «цветку корицы»! Так что моя супруга — не веер, выброшенный осенью![153]

То потрясен остроумием и изяществом фраз. Как тонко папочка обыграл обозначение гетеры — «цветок» и аллегорию «достать цветок корицы» — сдать экзамен!

— О, конечно, конечно! Мне рассказывали, да признаться, я не верил, что вы — образец супружеской верности, что в вашей спальне пылает пламя двухглавое,[154]что вы с женой — как луань и феникс.[155]Вам ли бояться, что за время долгого отсутствия супруга понацепляет вам «зеленых колпаков»![156]

— Ваш намек оскорбителен!

— Ну что вы, я не имел в виду ничего дурного, напротив, похвалил вашу жену. Я много о ней слышал. Говорят, красотой она напоминает нефритовых дев — служанок небожителей. Хотелось бы удостовериться в этом самому…

— Моя супруга — простая, скромная женщина, она не покидает пределов нашего жилища…

— Я с удовольствием посещу ваш дом…

— Это высочайшая честь, цзянцзюнь! Но я падаю на колени и тысячу тысяч раз прошу извинить меня! Чтобы принять такого важного гостя, наша семья должна подготовиться! А я, к сожалению, на днях возвращаюсь в Северную столицу, мой отпуск на устройство домашних дел заканчивается. Я приглашаю вас в свой дом в Бэйцзине, когда обоснуюсь там. Ведь здесь у меня жилище временное, недостойное вашей светлости…

Хун Хсиучуан побагровел: он не привык к возражениям и отказам. Хлопок в ладоши — вошел слуга, углем разжег огонь в печке и добавил несколько поленьев пахучего дерева. Аромат наполнил комнату. Хозяин что-то тихо сказал прислужнику, тот поклонился, удалился и принес какое-то блюдо. Отец Хуа не поверил своим глазам: на столе стояла тарелка дим сум — маленьких кондитерских изделий из риса. Их подают только утром. Если дим сум предлагаются в другое время, значит, хозяин серьезно недоволен гостем.