— Это Лемур, — немедленно прошептал Журавль. — Накрой голову.

Подавленный, не зная, почему он должен накрывать голову или чем накрыть ее, Шелк не подчинился.

«…и нашел: когда я искал, никакие чары…»

Дверь открылась; Шелк повернулся на звук как раз вовремя, чтобы увидеть, как кто-то вошел, почти заполнив дверной проход. Дверь с глухим стуком закрылась, но не защелкнулась на задвижку.

— Встаньте, патера. — Голос советника Лемура оказался глубоким, богатым и звучным баритоном. — Я хочу, чтобы вы оба подошли ко мне. Доктор, возьмите это.

Стук удара.

— Поднимите.

Голос Журавля:

— Это моя медицинская сумка. Откуда она у вас?

Лемур засмеялся. (Шелк, вставая, почувствовал иррациональное желание присоединиться к смеху, настолько он был заразительно веселый и добродушный.)

— Вы думаете, мы посреди озера? Нет, мы все еще в пещере, но вскоре мы отплываем. Я поговорил с Кровью, и один из его водителей привез сумку, вот и все.

Патера, у меня есть маленькие подарки и для вас. Возьмите их, они ваши.

Шелк вытянул обе руки и получил четки, гаммадион и серебряную цепь, которую мать дала ему, четки и цепь одним спутанным комком.

— Спасибо, — сказал он.

— Вы смелый человек, патера. Исключительно смелый, для авгура. Как вы считаете, если вы и доктор будете действовать вместе, вы сможете победить меня?

— Не знаю.

— Но не настолько смелый сейчас, когда ваш бог бросил вас. Доктор, а вы? Вы и авгур, вместе?

Голос Журавля, со стороны койки:

— Нет. — Пока он говорил, Шелк услышал слабый щелчок защелки.

— У меня на поясе ваш игломет, доктор. И ваш, патера. В рукаве. Через мгновение я верну их вам. Как вы думаете, патера, сможете ли вы — и ваш друг доктор — убить меня в темноте с их помощью?

— Пускай все боги не позволят мне убить вас или любого другого, или даже хотеть убить, — сказал Шелк.

Лемур опять тихо рассмеялся:

— Но вы бы хотели убить Потто, а, патера? Он допрашивал вас несколько часов, во всяком случае, так он мне сказал. Я знаю Потто всю жизнь, и на витке нет более неприятного человека, даже когда он пытается понравиться кому-нибудь.

— Да, верно, мне он не понравился. — Шелк замолчал, тщательно выбирая слова. — Тем не менее, я уважаю его, как члена Аюнтамьенто и, таким образом, одного из законных правителей города. И, безусловно, я бы не хотел ничем повредить ему.

— Он постоянно бил вас и, наконец, ударил так сильно, что несколько часов вы пролежали в коме. Виток станет лучше, когда избавится от моего кузена Потто. Хотите ваш игломет?

— Да. Очень хочу. — Шелк слепо вытянул руку.

— И вы попытаетесь убить меня?

— Кремень заставил меня стрелять в него, — сказал Шелк. — Я рассказал советнику Потто об этом, и он должен был рассказать вам; но вы не солдат.

— Я даже не хэм.

Голос Журавля:

— Он никогда не видел вас.

— В таком случае поглядите на меня, патера.

Около потолка появилось слабое белое сияние, туманное светящееся пятно, которое рассеяло полную тьму. Пока Шелк изумленно глядел на него, пятно превратилось в тщательно выбритое лицо человека шестидесяти-семидесяти лет, благородное лицо, с высоким лбом, увенчанным гривой серебряных волос, с орлиным носом и широким подвижным ртом; разглядывая его, Шелк сообразил, что советник Лемур был даже выше, чем Мурсак.

— Вы не хотите спросить, как я делаю это? — спросило лицо. — У меня самосветящаяся кожа. И такие же глаза. Смотрите.

Появились еще два световых пятна и стали ладонями Лемура. Одна из них держала за дуло игломет, такой же большой, как у Гагарки.

— Берите, доктор. Это ваш собственный.

Голос Журавля, из темноты за ладонями Лемура:

— Шелк не впечатлился.

Игломет вылетел из ладони Лемура и исчез.

— Он — человек другого мира, духовного, — хихикнул Журавль.

— Как и я, патера. Как и я. Вы потеряли своего бога. Могу ли я предложить вам другого?

— Тартара? Когда вы вошли, я молился именно ему.

— Из-за темноты, вы имеете в виду. — Ладони и лицо Лемура растаяли, сменились тьмой, сейчас показавшейся даже более мрачной.

— И еще потому, что сейчас его день, — сказал Шелк. — По меньшей мере я предполагаю, что сейчас тарсдень.

— Тартар и остальные — только призраки, патера. Они никогда не были ничем другим, а призраки тают. За прошедшие триста лет Пас, Ехидна, Тартар, Сцилла и все остальные растаяли почти до невидимости. Пролокьютор это знает, и, поскольку вы должны унаследовать его пост, вы тоже должны это знать.

— Поскольку я… — Шелк умолк, внезапно обрадовавшись, что в комнате темно.

Лемур опять засмеялся; и Шелк, удрученный и испуганный, едва не засмеялся вместе с ним; тем не менее он обнаружил, что улыбается.

— Если бы вы могли видеть себя со стороны, патера! Или посмотреть на себя в зеркало.

— Вы…

— Мне сказали, что вы — хорошо обученный авгур. С отличием окончили схолу. Скажите мне, может ли Тартар видеть в темноте?

Шелк кивнул, сообразив, что этим автоматическим движением принимает невысказанное следствие, что Лемур тоже может видеть в темноте.

— Безусловно. Как и все боги, на самом деле.

Голос Журавля:

— Во всяком случае, так тебя учили.

Баритон Лемура, настолько звучный, что, в сравнении с ним, голос Журавля казался тонким и скрипучим:

— И я могу, не хуже, чем они. Сейчас я вижу вас при помощи силовых волн, слишком длинных для ваших глаз. Я вижу и слышу, что происходит в местах, где меня нет. Когда вы очнулись, доктор Журавль поднял пальцы и попросил вас сосчитать их. Сейчас ваша очередь. Любое число, по выбору.

Шелк поднял правую ладонь.

— Все пять. Еще раз.

Шелк подчинился.

— Три. Журавль поднял для вас три. Еще раз.

— Я верю вам, — сказал Шелк.

— Шесть. Но вы поверили и Журавлю, когда он сказал, что я собираюсь убить вас обоих. Это совершенно не так, как вы слышали. Напротив, мы собираемся вас обоих наградить и возвысить.

— Спасибо, — сказал Шелк.

— Но сначала я расскажу вам историю богов. Доктор Журавль ее уже знает, или догадывается, если не знает. Некий правитель, человек, имевший силу править в одиночку и поэтому называвший себя Монарх, построил наш виток, который должен был стать посланием вселенной от него. Вы видели некоторых из тех людей, которых он поместил на борт, и, надо сказать, ходили и разговаривали с одной из них.

Шелк кивнул, потом (подумав о Журавле) сказал вслух:

— Да, с Мамелтой.

— Вы говорили о Мукор. Врачи Монарха изменяли сознания мужчин и женщин, которых он собирался поместить в виток, делая примерно то же, что сделал хирург