Он предложил мне посмотреть.

— Черт возьми, а он хорошо смотрится, Макс. Высокий, смуглый, стройный Паскуале. На часах ровно одиннадцать, — улыбнулся я.

Потом я увидел Косого, за ним Джейка и, наконец, Гу-Гу, с беспечным видом бродивших по залу. Макс и я со смехом смотрели, как наши друзья выглядят в вечерних костюмах, особенно Джейк Проныра.

Макс заметил:

— Бьюсь об заклад, он надел его в первый раз.

Они были для нас как дружеский привет среди сотен незнакомых лиц. Узнав, что парни здесь, мы почувствовали себя намного легче и уверенней.

Патси начал играть. Он небрежно делал маленькие ставки. Макс ничего не сказал толстяку, сидевшему у выключателей. Он позволил Патси проиграть небольшие суммы.

Труба ушел в конец зала, где мы его не видели. Я нашел подходящую дыру, чтобы наблюдать за столом для игры в кости. Труба был уже там, он смешался с толпившимися у стола игроками. Я смотрел, как он делает небольшие ставки против метальщика костей.

Потом кубики перешли к нему. Он был великолепен. Он начал возиться с сигаретой и как бы между делом бросил кости. Я рассмеялся: от его мастерства у меня по спине пробежала дрожь удовольствия. Он не терял времени даром.

Я заметил, что крупье взглянул на него с удивлением. Он быстро взглянул на своего помощника, очевидно думая, что это была его ошибка и что он передал Трубе не те кости. Я увидел, что Труба выиграл еще несколько раз. Он поразительно ловко обращался с игральными костями.

Я пошел дальше, заглядывая в разные отверстия. Я выглянул в окно, потом посмотрел в комнатку кассира. Все было в порядке. Все шло замечательно.

Я наклонился над отверстием, просверленным над покерным столом. Я увидел Джейка и Гу-Гу, оба были в светофильтровых очках. Сверху это выглядело как равная игра: банкомет со своим жульническим козырьком и подсадками против Джейка и Гу-Гу. Преимущество у Джейка должно проявиться только в тот момент, когда ему удастся подменить карточную колоду. Смотреть за игрой оказалось очень интересно. Мне не хотелось уходить, но я должен был следить за всем залом. Я продолжал переходить от одного отверстия к другому.

Наконец я вернулся в пункт управления. Макс курил сигару. У него был удивительно спокойный вид, хотя он не спускал глаз с толстяка. Макс улыбнулся мне:

— Как идут дела?

— Все в ажуре.

Через несколько минут Макс взглянул на часы:

— Так-так. Одиннадцать двадцать три.

Макс взял в руки автомат.

Его беспечный вид мгновенно изменился.

— Игра начинается, толстяк, — рявкнул он на парня. Голос Большого Макса был грубым и резким. — Одно лишнее движение, и ты труп.

У толстяка был такой вид, словно он вот-вот грохнется в обморок.

— Я клянусь, что сделаю все, как вы захотите, — пробормотал он умоляющим тоном.

— Ладно, следи за игрой и отвечай на вопросы. Что за ублюдок заправляет этим заведением?

Он назвал имя политикана.

— Какой у него адрес и номер телефона?

— Они записаны в книге, которая лежит внизу.

— Когда мы спустимся вниз, ты позвонишь ему и попросишь его сюда приехать.

Толстяк испуганно кивнул.

Я следил за игрой в рулетку. Потом посмотрел на часы.

Было одиннадцать двадцать семь. Патси постепенно увеличивал ставки. Крупье с довольным видом загребал их себе. Пат пропустил одну игру. Я внимательно следил за ним. Я увидел, как он бросил взгляд на часы. Я посмотрел на свои. Было одиннадцать тридцать.

Момент настал. Патси сгреб все свои фишки в одну кучу. Медленно и аккуратно он поставил их на номер восемь. Крупье с удивлением посмотрел на Патси. Это была самая большая ставка за всю игру.

Остальные игроки начали подталкивать друг друга локтями. Они возбужденно переговаривались и шептались.

Крупье сначала заколебался, потом пожал плечами.

Я увидел, что на мгновение он потерял над собой контроль: нервным движением поднял глаза кверху и украдкой взглянул на потолок.

Большой Макс ткнул автоматом в затылок толстяку.

Он прошипел:

— Давай, ублюдок, пусть выиграет большая ставка, или я выбью тебе мозги.

Толстяк, тяжело дыша, трясущимися руками поставил переключатель на номер восемь.

Внизу все глаза следили за вращением шарика. Когда он остановился, на мгновение наступила тишина. Потом поднялся оглушительный шум и рев. Люди сбегались к столу.

Мы слышали крики: «Он сорвал банк!»

Все поздравляли Патси и хлопали его по спине. Крупье в отчаянии смотрел на потолок.

К столу с властным видом подошел какой-то коренастый коротышка. Некоторое время он стоял у стола с недоуменным выражением лица. Потом пожал плечами и сделал крупье знак продолжать игру.

Патси собрал выигрыш и направился к окошку кассы. Коротышка с двумя крепкими ребятами шел за ним по пятам.

Потом я увидел Джейка, Трубу и Гу-Гу, которые появились с разных сторон.

Макс взглянул на часы. Он подтолкнул толстяка стволом автомата:

— Ладно, толстопузый, топай вниз.

Толстяк неохотно отправился к лестнице. Макси шел сзади, уткнув «томми» ему в спину. За ними следовал я, держа наготове нож и револьвер.

Мы спустились вниз по лестнице. Это было похоже на эпизод из пьесы, где актеры с разных концов выходят на сцену. Кассир обернулся к нам с изумленным выражением лица.

Патси вломился в дверь, размахивая револьвером сорок пятого калибра; вид у него был бешеный и в то же время элегантный. Вслед за ним появились коротышка и двое высоких парней. За спиной у них маячили Джейк, Труба и Гу-Гу с пушками в руках. Все взгляды сошлись на двоих — на Макси и на мне. Большой Макси держал в руках автомат «томми». Рукоятка его револьвера торчала из кобуры, болтавшейся на голом торсе. К его правой руке был прикручен пистолет двадцать второго калибра. Я стоял рядом с ним в боевой стойке, с револьвером в правой руке и ножом в левой.

Все смотрели на двух грязных, потных, диких, странно одетых парней. В пьесе нам принадлежала главная роль, и это была наша лучшая сцена. В какой-то момент у меня появилось острое, восхитительное чувство, что все идет так, как надо. В своем воображении я слышал грохот барабанов и звук военных труб. Я слышал грозные и волнующие марши.

Господи, происходило именно то, ради чего я жил. Я был Лапша. Да, я был Лапша Нож с Деланси-стрит, парень, который лучше всех работает ножом во всем Ист-Сайде, да что там — во всем мире. Это был момент моего наивысшего счастья, лучшее, что я испытывал в жизни. Это было куда сильней, чем сексуальное наслаждение. Это было чудесно. Каждая жилка трепетала во мне жаждой действия.