Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они опять залезли в машину и закрыли двери. Ванесса достала ключи, наклонилась вперед, завела мотор и включила печку.
– Спасибо, – сказал Юнас и положил ноги между передними сиденьями, чтоб дать им оттаять.
– «Легион» выкрадывал детей и подростков и переправлял их в Южную Америку. Воздушным путем. Сначала это были уличные пацаны, беспризорники. Некоторых, в частности, подобрали в сквере «Бьернс тредгорд». Но так работать становилось все труднее, и они начали дежурить у приютов, куда отправляют трудных подростков. Тех, кто прогуливает школу, балуется наркотиками, совершает мелкие кражи, с кем не справляются родители. Я думаю, что Наташа – одна из таких.
– О господи, боже мой. Но ты не знаешь где?..
Ванесса покачала головой.
– Нет, пока еще нет.
– А Паредес. Что с ним делать? Ты же знаешь, я думаю, где он находится?
Ванесса пожала плечами.
– Нет.
– Прекрати! Где, черт побери, Николас Паредес?
Она вздохнула. Встретилась с ним взглядом.
– Оставь Николаса в покое. Без него…
– Но он же виновен в двух похищениях. В ограблении часового магазина семьи Богенъельм. У нас есть доказательства.
– Да ну? Расскажи, – попросила Ванесса с любопытством. – Какие такие у нас доказательства?
– Ты же сказала, что…
Она улыбнулась.
– У нас ничего на него нет. Деньги для выкупа вы найдете дома у Ивана. Остальное – в «Легионе». Я гарантирую, что на них не будет ни отпечатков пальцев, ни единой ниточки, ничего. Хампус Давидсон, по понятным причинам, ничего сказать не может. И даже если первая жертва киднеппинга, как бишь его звали… Оскар Петерсен, решит заявить, что он не просто потерялся в лесу, а его выкрали, то он все равно не знает ни кто его похитил, ни где его держали. У тебя нет никаких доказательств.
– Ты забываешь еще об одном человеке, – сказал Юнас и показал пальцем в сторону багажника.
– Да, конечно. Иван может заговорить. И добавит себе еще пару лет к сроку за убийство. Зачем ему это надо?
– То есть ты хочешь дать Паредесу уйти? Но черт подери! Это же ходячее орудие убийства!
– Это все самооборона. Не забывай! Ни один суд в мире не решит иначе. И ты тоже это прекрасно знаешь.
– Это не наша работа – судить. Наша работа – это…
– Он спас мне жизнь, Юнас, – прервала она его. – Он пытался спасти жизнь Мелине Давидсон. Мы всегда говорим, что преступники должны выплатить обществу свои долги, отсидев в тюрьме. Он уже начал платить. Дай ему шанс превратить свою жизнь во что-нибудь хорошее.
Наташа оторвала кусочек хлеба и потихоньку спрятала в карман фартука. Потом взяла поднос. Пронесла через весь дом к комнате. Суп пах кориандром и цыпленком. Она постучала и открыла дверь, не дожидаясь ответа.
Консуэло села в кровати. Темные волосы были распущены и спадали на плечи. Она была все еще бледна, хотя выглядела намного бодрее, чем при их первой встрече. Наташа поставила тарелку на прикроватный столик, вложила в руку Консуэло ложку, поставила поднос на пол и села на кровать у ее ног.
– Спасибо, – сказала Консуэло по-английски и помешала горячий суп, от которого шел пар. – Как ты себя чувствуешь?
Наташа пожала плечами.
– Тебе нравится есть в одиночестве?
Брови Наташи поползли вверх от удивления, а Консуэло показала пальцем на ее живот.
– Хлеб. Ты брала по кусочку каждый день. – Она протянула руку и положила ее на руку Наташи. – Не беспокойся, я никому не скажу.
– Я выберусь отсюда, – прошептала Наташа. – Мне нужно накопить еды, чтобы продержаться пару дней.
Консуэло отодвинула суп и придвинулась к Наташе ближе.
– Я не могу позволить тебе бежать.
– Почему?
– Потому что ты погибнешь. Никто еще не смог убежать отсюда живым. Никто. Тут собаки, сторожа, забор под электрическим напряжением, мины. А когда тебя поймают, отправят обратно в бункер.
– Бежим вместе, – стала умолять ее Наташа. – У нас получится.
– Ты не понимаешь, что это за люди. Даже если ты выберешься из этого района, то ведь всех вокруг они либо запугали, либо подкупили. Каждого жителя каждой деревни в округе. Полицию, политиков, даже священников. Почти все мужчины работают на них тем или иным способом.
Наташа вздохнула. Она чувствовала свою беспомощность. Одиночество. Консуэло поставила тарелку на колени и снова принялась за еду. Продолжая рассказывать о колонии, о больнице и о бизнесменах, которых там лечили.
– Значит, все дети умрут? – спросила Наташа. Консуэло кивнула, избегая ее взгляда. – Зачем тогда меня привезли сюда?
– Потому что дон Карлос хочет, чтобы со мной кто-то был рядом, чтобы я сама с собой что-нибудь не сделала. И таким человеком не может быть никто из местных, потому что тогда все узнают, почему умер Рауль.
– А кто такой Рауль?
Таксист отыскал свободное место недалеко от подъезда и высадил Ванессу. По случаю выходных район Сибирь был полон народу: целыми семьями или парами люди гуляли, заглядывали в маленькие бутики или поглощали бранч в каком-то из многочисленных кафе. Когда она проходила мимо магазинчика Хассана, торгующего телефонами, он увидел ее в окно и замахал руками.
Сердце Ванессы подскочило. Она совершенно забыла про телефон. Дверь открылась, и тренькнул звоночек. Хассан широко раскинул руки.
– Я уж было решил, что ты меня обманула. Телефон готов, – сказал он.
Ванесса с трудом сдерживала возбуждение.
– И что? Получилось?
– А как же! Конечно!
Ванесса шагнула к прилавку и протянула руку.
– Это телефон Сванте? – спросил Хассан и подмигнул. Потом посерьезнел. Поднял назидательно палец. – Я не хочу класть нос, но нельзя вмешиваться в личную жизнь человека. Даже тем, кто женат и замужем.
– Это называется «совать нос», Хассан. И как ты еще не выучил это выражение?
– Да-да. Ты знаешь ведь, что пишут газеты. Что курсы шведского языка для иммигрантов ужасны, и я – живое доказательство.
– Это правда. И знаешь, если бы мне были нужны советы по поводу брака, я бы пошла к специалистам, а не к тебе. А твой «наполеончик» сидит, наверное, в изоляции на острове Святой Елены аж с девяностых годов?
– «Наполеончик»?
Ванесса показала глазами на его ширинку.
– А правда, что есть такое шведское выражение, которое означает «Да пошла ты»? Или я опять ошибся? – весело парировал Хассан.
Ванесса засмеялась.
– Да, ты прав. Так что давай сюда мой телефон.