От неожиданности моргнув, я уставился на острые кривые когти, прорвавшие кожаные перчатки и впившиеся в край телеги. Мои собственные руки жуткими когтями царапали дерево!

В ужасе отдернув руки, я увидел – небольшой открытый кусочек кожи на запястьях блеснул змеиной шкурой! Кожа зудела. По ощущениям – тело покрывалось проступающей чешуей, готовясь к бою. Проснувшийся зверь не хотел расставаться с жизнью и рвался наружу. Злость клокотала в горле, угрожая выплеснуться ответным воем. Удивленный разум заполнил шипящий голос:

– Отпус-с-сти-и-и…

Сознание металось, пытаясь понять смысл происходящего. Красные вспышки ярости обрывками выхватывали картину реальности.

Звери, подвывая вожаку, собирались в плотную огромную стаю. Я ощупал бок, в надежде ощутить знакомую тяжесть АКМа, но когти заскрежетали по доспеху. К сожалению, автомат остался в шатре. За спиной, просясь в руки, нетерпеливо завибрировали кинжалы.

– Держись! Помни: обратной дороги нет, – прошептал вампал, пробиваясь к моему сознанию сквозь барабанную дробь пульса и заполнивший разум шепот непонятной твари.

Собрав волю в кулак, я переключился на обычные человеческие чувства. Поток информации иссяк, и сразу же пропал дурманящий запах зверей. Рвавшийся наружу кошмар ослабил напор, дав возможность включиться здравому смыслу, но сдавать завоеванные позиции не собирался. Огненная злость продолжала гулять по венам. Шипящий шепот притих, превратившись в еле различимый шум головной боли. Полная луна хорошо освещала поле предстоящей битвы, заливая траву белесовато-красным светом. Стая казалась цельной темной массой, то и дело оглашающей округу слившимся в одну ужасную музыку воем.

Судя по возрастающим октавам – звери скоро бросятся на нас. Одно хорошо – не кромешная тьма. Воины отчетливо видят врага.

Я огляделся по сторонам. Люди замерли за повозками, крепко сжимая луки. Броня, освещенная луной, сливается в один монолитный железный строй. Трувор и Тюрик смотрят на меня полными уверенности и преданности глазами, ожидая команды.

– Их жизнь в твоих руках, – прошептал вампал.

Ответственность возвращала к действительности, успокаивая бурлящую злость. Разум наконец взял верх над разрывающими чувствами, заставив попятиться внутреннего зверя.

Моей внутренней борьбы никто не заметил.

«Командир обязан думать!» – отрезвляюще вспыхнуло в голове.

Я поправил шлем и вытащил блеснувший холодной пепельной сталью меч, стараясь не обращать внимания на когти, предательски заскрежетавшие по рукояти.

– Приготовиться! – Мой голос охрип от клокотавшей в горле ярости, и команда прозвучала скорее рыком зверя, чем словами человека.

– Кхара! Сагиб! Кхара! – взревел Роган.

– За герцога! – закричали воины, давая выход накопившемуся в ожидании битвы страху.

Звери в ответ жутко взвыли и понеслись черной волной через разделявшее нас поле. Кровавый лунный свет тенями метнулся за жуткой лавиной.

«Очень много!» – пронеслось в голове, а вслух я прорычал:

– Ждать!

Заскрипели роликами, натягиваясь, тетивы луков.

Секунды перед боем замедлили бег.

Стая широким полукругом, гигантской бесформенной тенью неслась по полю. Хрип дыхания и шелест травы под тяжестью сотен лап заполнил лунную ночь.

Ожидание нервно повисло над замершим отрядом.

Ожидание смерти – хуже самой смерти.

Прерывистое дыхание, клубками легкого пара вырываясь из-под стальных шлемов, выдавало волнение. Кровавая луна отражалась в полных испуга глазах. Паника протягивала липкие щупальца.

Люди всегда испытывают страх перед неизбежным. Инстинкт самосохранения трубит во все трубы, призывая побежать и спрятаться – желательно поглубже. Но человека от животного отличает не разум, а такие чувства, как честь, долг, ответственность, стыд, любовь и многие другие, заставляющие каждого воина сражаться, биться до конца, преодолевая парализующий волю ужас. В секунды ожидания схватки нельзя оставлять бойцов один на один со страхом, каждый должен постоянно чувствовать локоть товарища, могучее спокойствие единства. Все-таки люди – стадные животные, и сильнее, чем ужас предстоящей и неизбежной гибели, в нас лишь страх потерять свою стаю, остаться наедине с неумолимо приближающейся смертью. Зов природы заставляет показать себя голосом и услышать ответ товарищей – почувствовать, что ты не один.

Вот и орут люди боевой клич, надрываются так сильно, как не кричит, рождаясь, ребенок, в этом и есть самый страшный парадокс жизни. Крик извещает о появлении на свет младенца, и он же сопровождает его последний путь в бою. Но если плач новорожденного всегда один – счастливо-надрывный, наполненный радостью появления на свет, то крик человека, чувствующего неминуемую смерть, бывает разный – от безумного и храброго, полного ярости, до трусливого визга.

– Ждать! – снова прорычал я.

– За герцога! – В кличе воинов, перекрывшем жуткий, злобный вой идущей убивать стаи, чувствовалась решимость.

– Давай! – что есть мочи заорал я, пытаясь всех перекричать, и тут же разом щелкнули тетивы луков.

Началось!

Секунды ускорили бег и понеслись безумным вихрем. Стрелы штрихами рассекли воздух, взвившись вверх.

– Прицельно! – зарычал я, включая ночное зрение и крепче сжимая меч.

Пространство вспышкой заполнило сознание, укололо резкой болью мозг. Ночь обнажила тайны. Внутренний зверь возликовал. Среди звонкого треньканья луков отчетливо выделялись гулкие удары тяжелой тетивы арбалетов. Девчонки, возглавляемые Эльзой, находились прямо за мной и пускали тяжелые болты в надвигающуюся свору.

Как хорошо, что мне хватило ума сначала усовершенствовать оружие, а потом отправляться в путь! Мощь и убойность новых луков и арбалетов превосходна!

Обостренного нюха коснулся дурманящий запах свежей крови. Из моего горла непроизвольно вырвался рык беснующегося в душе зверя. Одна за другой выпадали из общего несущегося строя огромные тени. Яростно клацали блестящие зубы, перекусывая и пытаясь вырвать тяжелые стрелы из тел. Арбалетный болт, попадая в животное, опрокидывал его на бегущего сзади зверя. Рой стрел обезумевшими осами жалил стаю. Чем ближе была свора, тем точнее стреляли воины, подгоняемые страхом предстоящей схватки. Тетивы скрипели и звенели роликами, обозленно хлеща по наручам. Храповые механизмы арбалетов надрывно стонали. Вой вперемешку с визгом и предсмертными хрипами заполнил пространство. Запах пота, страха, свежей крови, терпко поперченной адреналином, перемешивался с мускусом зверей, превращаясь в непередаваемую вонь.

Звери теряли скорость, спотыкаясь о катающихся по земле раненых сородичей. Лишь вожак неуязвимым призраком бежал впереди. Глаза неустрашимой твари горели адским огнем.

Я еле сдерживал желание броситься навстречу и выплеснуть всю злость на врага.