утра. Привыкает быть слабой, позволять решать свои проблемы мужу. И Костю мысленно только мужем называет, а иногда и вслух, когда одна и никто не слышит. Перекатывает это слово на языке, смакует, как звучит.

Ее муж решит их проблемы.

Ей позвонил муж и сказал ждать его на обед.

Она кормит мужа обедом/ужином/завтраком.

Она занимается любовью с мужем.

Марина помешалась. Скорей, потерялась или даже затерялась в новой для себя роли, в новых обстоятельствах. Но старательно привыкала и позволяла своей натуре начальника и биг босса вылезть только на работе, пусть пока она там появилась от силы три раза, а все остальное время через скайп, но хоть так могла удовлетворить свое желание покомандовать и побыть главной.

Это она уже поняла и приняла. Ей нет необходимости больше быть «мужиком» в семье, и уж тем более, в спальне.

У нее есть муж. И это его прерогатива: защищать и заботиться, решать проблемы.

Поэтому она терпеливо ждала его звонка после важной встречи. Ждала его решения. И одновременно боялась этого решения и последствий не для нее, для Кости.

Он сам говорил, что Марина не белая и пушистая, что она подстроилась под мир, в котором работала и перешла на «темную сторону Луны». На ту сторону, где полно грязи, мразей, подонков, нечестных на руку игроков. И сама, отчасти стала такой же. Поэтому, ей легче было принять, что ради себя и своей семьи она пойдет на убийство, не своими руками, конечно, но сути это не изменит.

И была уверена, что на это же пойдет Костя, вот только он на самом деле с другой, «светлой стороны Луны», где бывает, и встречается всякое, но люди продолжают оставаться людьми, не успевают замараться по самые гланды. И для Кости она хотела другого, чтобы и он не успел замараться, чтоб потом не терзался и смог жить с принятым решением.

Марина была уверена: Костя об этих мыслях знал и понимал ее, но не хотел, чтобы она решала, чтобы их отношения возвратились к исходной точке.

Так что, она сидела дома, в квартире, под охраной, и ждала мужа с работы, чтобы узнать его решение и дальнейший план действий.

***

Видит Бог, он не хотел возвращаться опять поздно и трепать этим самым Маришке нервы, но так получалось, что ему просто нужно было остаться один на один с самим собой. Принять то, с какой легкостью он практически подписал смертный приговор человеку. И не важно, плохой это человек или нет, но его совесть грызла за это, и в глаза себе смотреть было стыдно.

Но что его совесть, по сравнению с жизнью и благополучием его собственной семьи? Пшик! Просто пшик!

А то, что вот он сейчас думает и рассуждает…, ну так и он никогда святым себя не считал, мало, что ли, он сам делов наделал? Чего сейчас размусоливать и разводить сопли и стенания.

Сделал, да! Приказал, да! Переживет и он, и его совесть. Главное, чтобы его семья была цела и невредима, а с остальным он как-то да справится.

А дома его ждал ужин, накрытый по всем правилам, и даже со свечами и музыкой, тихо играющей, фоном.

Но самым главным были люди в гостиной: Марина стояла возле окна и покачивалась из стороны в сторону в такт тихой музыке, и Илья, пытающийся стянуть с большой тарелки самый вкусный, на его взгляд, кусок пиццы. И то, как эти два человека повернулись в его сторону и радостно улыбнулись, стоит всех мучений совести, сомнений, да вообще всего стоит.

– Я дома!

Они спокойно отужинали, посмеялись над нежеланием Ильи есть салат со шпинатом и кедровыми орешками, пытались не хихикать над его замечаниями по поводу «девчонок». Вместе собрали посуду, и отправили сына наверх переодеваться и чистить зубы.

А сами остались в гостиной и танцевали под тихую музыку и свет горящих свечей. Романтика. И уют. У него воцарился покой в душе, когда держал Марину в своих руках, когда обнимал и шептал ей на ухо всякие глупости и пошлости.

Но Марина так и не задала главного вопроса: терпела, пока они доберутся до спальни. Навалилась на него со спины, обняла руками, погладила по груди и царапнула соски ногтями, дождалась, пока он не задрожал в напряженном ожидании ее дальнейших действий, и спросила шепотом на ухо:

– Что ты решил?

Он перехватил ее руки своими, переплел их пальцы и поцеловал.

– Все будет в эти выходные, сделают быстро и без лишнего шума, но только после этого мы уедем сразу в отпуск, Марина, я не хочу лишнего внимания к нам ни от прессы, ни от органов,– адвокаты со всем разберутся.

– Я поняла, хорошо, мы уедем отдыхать.

Марина знала, чего ему это стоило. Сделка с собственной совестью всегда дорого стоит, но есть вещи, которые стоят намного дороже, а порой они становятся и вовсе бесценными. И такими вещами, для Кости, стала она сама и Илья. И он для них стал бесценным, просто пока она еще была не готова ему об этом сказать. Не хотела, чтобы подумал, что это в благодарность и не от всего сердца.

Но она обязательно выберет момент и скажет. Непременно скажет.

***

Закон подлости, чтобы в решающий момент все пошло кувырком и через одно место. Они напрочь забыли про Разецкого, а Андрею было важно увидеть Марину и поговорить с ней, объяснить все и рассказать, если угодно, то попросить прощения за все, что наворотил.

Это он собирался сказать и сделать. Марина по глазам его видела, что ему действительно жаль, что все зашло настолько далеко, и привело к таким последствиям. Видела. И старалась смотреть именно на него, а не на женщину, которая держала ее на «мушке» пистолета.

Они выбрали парковку ее офиса, потому что там много камер слежений, много выходов, но каждый из них можно реально контролировать и проследить кто куда, и зачем ушел, или пришел.

Ее охрана проводила до офиса и там она усердно изображала грозного начальника и, видимо, кто-то по секрету позвонил Андрею и сообщил, что она таки выползла из своей раковины на свет белый, и он решил расставить все точки над «i». Не вовремя, скажем прямо, очень не вовремя.

Марина была уверена в своей безопасности, рядом стоял Костя, пусть и с поднятыми вверх руками, и Марина в такой же дурацкой позиции, но до появления Андрея она считала, что все под контролем, а теперь начала паниковать.