– Разумеется, нет. – Было бы просто глупо даже думать об этом.

– Но ты понимаешь, я знаю, понимаешь, почему я отказываюсь. Ты понимаешь, о чем просишь.

– Да. Мне просто хотелось бы, чтобы ты передумал, кузен.

– Нет.

Движением руки я дала понять, что продолжать эту тему не буду.

– Ладно. У меня нет никаких планов, никакой игры, кроме очевидного.

– Я этому не верю.

– Ты не слишком долго меня знаешь, кузен, – заметила я. – Известно ли тебе, что около года назад лейтенант Сеиварден упала с моста? Это был бы долгий путь вниз – пара километров. Ей удалось ухватиться за балку ниже, но я не могла до нее дотянуться.

– Поскольку она определенно выжила, чтобы разрыдаться перед Узурпатором несколько часов назад, ты, вероятно, нашла какое-то решение проблемы.

– Я прыгнула с ней. Рассчитывая, что, возможно, смогу замедлить наше падение, прежде чем мы врежемся в землю. – Очевидность завершения этой истории я показала жестом. Моя правая нога с тех пор уже не та.

«Титанит» молчал три секунды, а потом сказал:

– Я не думаю, что эта история передает смысл, который ты, как тебе кажется, в нее вкладываешь.

Мы оба молчали несколько минут, наблюдая, как сокращается расстояние между челноком и базой Атхоек.

– Я не думаю, – сказала я, – что переводчик может быть некой фигурой в какой-то моей игре. Пресгер не вмешиваются в дела людей. Попытка вовлечь ее будет, возможно, означать нарушение договора.

– Никто этого не хочет, – спокойно согласился «Титанит». – Но ведь у тебя нет про запас никаких инопланетян, так ведь? Друзья Гек? Рррррр в гостях? Нет? Полагаю маловероятным, что мы натолкнемся на какой-то новый вид инопланетян на пути к базе.

Отвечать не было смысла.

– Мне скучно, – сказала переводчик Зейат. «Титанит» и я развернулись лицом к ней. Мне это не нравится. «Титанит», ты взял с собой игру?

– Она не перенесла бы этого путешествия, – сказала я. – Вы играли когда-нибудь в рифмы, переводчик?

– Не сказала бы, – ответила переводчик Зейат. – Но, если это поэтическая игра, я никогда, по сути, не понимала поэзию.

– Она начинается очень просто, – сказала я. – Кто-нибудь называет строку в определенном размере и в прямой форме, а затем каждый добавляет строку. Затем мы переходим на косвенную форму. Или можем сначала оставаться, в прямой, если хотите, пока не привыкнете.

– Благодарю всех богов, – сказал «Титанит». – Я боялся, что ты собираешься предложить нам петь ту песню про тысячу яиц.

– Тысяча яиц, красивых и теплых, – запела я. – Крэк, крэк, крэк, родился маленький цыпленок. Пиип, пиип, пиип, пиип! Пиип, пиип, пиип, пиип!

– Ба, капитан флота, – воскликнула переводчик Зейат, – это прелестная песня! Почему же я до сих пор не слышала, как вы ее поете?

Я сделала вдох.

– Девятьсот девяносто девять яиц, красивых и теплых…

– Крэк, крэк, крэк, – присоединилась ко мне переводчик Зейат, голос у нее был хрипловат, но в остальном вполне приятен, – родился маленький цыпленок. Пиип, пиип, пиип, пиип! Пиип, пиип, пиип, пиип! Вот здорово! А есть еще стихи?

– Девятьсот девяносто восемь, переводчик, – сообщила я.

– Мы больше не кузены, – сказал «Титанит».

Когда я прошла через шлюз челнока и оказалась в условиях искусственной гравитации базы, мой протез дернулся, как это с ним случалось время от времени, и я споткнулась на причальной платформе, но мне удалось восстановить равновесие и не упасть головой вперед. Меня ожидали два вспомогательных компонента «Меча Гурата», которые, не двигаясь, бесстрастно наблюдали за мной.

– «Меч Гурата», – сказала я, – я собиралась прибыть одна. Но переводчик настаивала на том, чтобы меня сопроводить. А если ты когда-нибудь встречал переводчика Пресгер, то знаешь, что отказывать им в чем бы то ни было бессмысленно. – Никакого ответа, даже ни один мускул не дрогнул. – Она выйдет через минуту. Где лейтенант Сеиварден? – Мне пришлось спросить, потому что я больше не могла связаться с кораблем, чтобы найти ее. Даже несмотря на то что «Милосердие Калра» уже вернулся туда, где был, когда я его покинула.

– В коридоре снаружи, – сказал «Меч Гурата». – Сними одежду.

Так со мной разговаривали очень, очень давно.

– Зачем?

– Чтобы я мог тебя обыскать.

– А я смогу ее снова надеть, когда ты закончишь? – Никакого ответа. – Могу я, по крайней мере, остаться в белье? – По-прежнему без ответа. – А кого это позабавит? Ты прекрасно знаешь, что я не вооружена. И я не уступлю, пока не унижу, что Сеиварден и ее Амаат в безопасности на том челноке.

Дверь на платформу открылась, и вошла Сеиварден, шагавшая так, что я поняла: она сдерживается изо всех сил, чтобы не броситься бегом.

– Брэк! – Позади нее шли Амаат Два и Амаат Четыре, которые тщательно смотрели только на Сеиварден, избегая вспомогательных компонентов «Меча Гурата». – Брэк, я облажался.

– Да все нормально, – сказала я.

– Нет, – начала Сеиварден.

– О, смотрите-ка, лейтенант Сеиварден! – воскликнула переводчик Зейат, выходя из челнока. – Приветствую, лейтенант! А я‑то думала, куда это вы делись?

– Приветствую, переводчик. – Сеиварден поклонилась. А затем добавила: – Приветствую, «Титанит».

– Лейтенант, – произнес в ответ «Титанит», легко преодолев границу гравитации базы.

– Я рада, что с тобой все в порядке, – сказала я Сеиварден. – Забирайся со своими Амаат в челнок и возвращайтесь та «Милосердие Калра».

Сеиварден показал Два и Четыре на челнок.

– Амаат – может быть. Я остаюсь здесь.

– Это не входило в сделку, – заметила я.

– Я тебя не оставлю, – возразила Сеиварден. – Не помнишь, как я сказал тебе, что ты от меня не отделаешься?

Два и Четыре колебались.

– Забирайтесь в челнок, Амаат, – сказала я. – Ваш лейтенант будет там через минуту.

– Нет, не будет. – Сеиварден скрестила на груди руки, затем снова их расцепила.

– Забирайтесь в челнок, Амаат, – повторила я. И обратилась к Сеиварден: – Ты не понимаешь, что делаешь.

– Не думаю, что когда-нибудь понимал это, – ответила она. – Но оставаться с тобой всегда было правильным выбором.

– Как думаете, эти солдаты знают песню про яйца? – спросила переводчик Зейат, пристально разглядывая вспомогательных компонентов «Меча Гурата».

– Я в этом не сомневаюсь, – ответил «Титанит». – Но я уверен, что «Меч Гурата» вас поблагодарит, если вы не станете ее вспоминать.