Тесей так ободрил отца гордыми уверениями одолеть Минотавра, что Эгей дал кормчему еще один парус, белый, и велел поднять его на обратном пути, если Тесей уцелеет, если же нет — плыть под черным, возвещая о произошедшей ужасной беде.

Симонид же, включенный учеными Александрии в канонический список Девяти лириков, поет, что Эгей дал не белый, а пурпурный парус, окрашенный соком цветов ветвистого дуба, и это должно было знаменовать чудесное спасение. Вел судно Ферекл, сын Амарсиада.

По словам же аттидографа Филохора, Тесей взял у Скира с Саламина кормчего Навсифоя и помощника кормчего Феака, поскольку афиняне тогда еще не занимались дальним мореплаванием, а в числе подростков находился Менест, внук Скира. В пользу этого свидетельствуют святилища героев Навсифоя и Феака, воздвигнутые Тесеем в Фалерах подле храма Скира; в их же честь, заключает Филохор, справляется и праздник кормчих — Кибернесии.

Некоторые, подобно историку Клидему о плавании Тесея на Крит повествуют иначе. В то время среди греков существовало твердое мнение, что ни одна триера не должна выходить в море, имея на борту более пяти человек. Лишь русокудрый герой Ясон, начальник «Арго» плавал во главе целой полусотни человек из Иолка в солнечную Колхиду за золотым руном, по пути очищая море от пиратов. Тесей, между тем, вопреки существовавшему среди эллинов мнению, тайно принялся строить большие корабли как в самой Аттике, но далеко от большой дороги, в Тиметадах, так и в Трезене, с помощью своего мудрого деда Питфея. Юный герой, помня об отправке Афинами живой дани на Крит в конце каждого Великого года, желал сохранить свои планы как можно дольше в тайне. Суда были готовы только после отправки очередной живой дани на Крит. Таким образом Тесей двинулся в путь с опозданием, проводниками ему служили критские изгнанники. Увидевшие подходящие к острову чернобокие корабли Тесея, критяне были хитро обмануты им. По его приказу с каждого корабля стали кричать, что они прибыли с соседних островов для участия в священных бычьих играх. Критяне ничего не заподозрили и, позволив людям Тесея беспрепятственно высадиться на берег, встречали их как друзей, многие, при этом, были без оружия. Поэтому Тесей, высадившись на берегу, занял без сопротивления гавань и, нисколько немедля, устремился к столичному городу Кноссу. Он завязал кровопролитное сражение у стен кносского дворца и у самых ворот Лабиринта, в котором убил царя вместе со всеми его охранниками, его сыну Девкалиону удалось с острова бежать. Царская власть, согласно законам Крита, перешла к старшей дочери Миноса Ариадне, и Тесей, заключив с нею брачный договор и почетный для Афин мир, получил обратно афинских подростков. Так возник брак между Тесеем и Ариадной и дружеский союз между афинянами и критянами, которые поклялись никогда более не начинать друг с другом войну.

Клидем упоминает Лабиринт, но ничего не рассказывает о Минотавре. О плавании Тесея на Крит известно еще немало разных преданий, в том числе и ни в чем друг с другом не схожих.

117. Тесей на корабле защищает Эрибею

Некоторые, как Вакхилид, говорят, что, когда по происшествии 18 лет после убийства Андрогея настало время Афинам отсылать живую дань в третий раз, Минос сам прибыл в Афины, и первое столкновение с ним у Тесея произошло на снаряженном афинянами корабле в то время, когда они плыли на Крит.

Итак, бурные волны, рассекая носом высоким, несся под свежим дыханием Зефира тридцативесельный корабль под парусом черным по критскому морю, и на нем плыл юный Тесей с другими афинскими юношами и юницами… И пока в угоду светлоокой дочери Зевса на мрачный парус Бореады во всю налегали, Афродита, таящая неисчислимые соблазны в своем поясе Пестроузорным, сына своего Гимэрота призвала, чтоб он сердце Миносу пронзил пламенной стрелкой.

И вот яркий Гимер на золотистых крылах пролетает над морем и, бурный полет к кораблю устремляя, сердце Миноса поражает, когда тот смотрит на юную Эрибею, плывущую на Крит, как часть живой дани Афин. Тут же от золота крыльев Гимера вспыхнула в Миносе жажда плотского наслаждения, без которого нежеланна смертным ни жизнь, ни богатство, ни власть, и даже божественный удел незавиден. И все же между Эротом и Гимэротом большая разница, такая же, как между олимпийцами, стремящимися к вселенской гармонии и первобытными титанами, олицетворявшими дикие стихии природы. Если первый — это болезнь бессмертной души, причина тяжкой внутренней раны, то второй — это лишь похожее на голод желание бренного тела.

Минос испытал к юной Эрибее сильнейшее влечение, которое происходит от стремления к наслаждению цветущей юностью. Он подошёл к прекрасной юностью пленнице и рукой похотливо коснулся нежной щеки девушки, но как поет Вакхилид, в ответ потомку Пандиона «Защити» юница громко завопила.

Засверкали, заметались по сторонам потемневшие до синего цвета Тесея зрачки; жало обжигающей скорби грудь ему пронзило, и он заорал:

— О, потомок Кронида, сильнейшего из богов! У тебя, видно, такие бешеные страсти в сердце бушуют, что ты про совесть забыл, если вздумал глумиться над этой девой бесправной. От Судьбы своей мы тобой все равно никуда не уйдем, но с игом царского произвола ты лучше помедли пока. Вспомни, царь, что если ты потомок Зевеса, то и я не жалок рождением: Посейдону Питфеева дочь меня родила в Трезене и в чертоге вырастила богатом…

Тесей поморщил нос и губы, когда вспомнил, что никакой свадьбы его матери не только с Посейдоном, но и с Эгеем не было, но он подумал, что критский Минос этого знать не может и решительно продолжил:

— На пире брачном у невесты золотое было покрывало, среброногих Нереид подарок ей…

Юный герой понимал, что совсем безоружный, он не сможет справиться с Миносом и его вооруженной охраной, даже, если ему на помощь придут остальные тоже безоружные афинские юноши. Однако и позволять Миносу или его охранникам приставать с любовными ласками к девушкам было нельзя, ведь они могли пристать и к двум юношам, выдающим себя за девушек. Если откроется этот обман, то ни к чему хорошему он не приведет. Тесей мучительно искал выход из создавшегося непредвиденного положения, и тут, как это часто бывало в казавшихся безвыходными положениях, мимо него бог счастливого случая Кайрос промчался, нагло толкнув его плечом, чтоб на его пути не мешался. И юный герой, вспомнив, что лучшая защита — это нападение и наглость — второе счастье, уверенным в себе голосом заявил:

— Говорю тебе твердо, о, сотни градов повелитель, или ты сейчас же сам прекратишь над этой девочкой