«Странно… Она ведь тоже не особо любит телячьи нежности… Так рада меня видеть?»

— Соскучилась, Лизхен? — Он улыбнулся с напускным ехидством.

Эржебет отошла от него на шаг, не съязвила в ответ, не улыбнулась, лишь серьезно посмотрела на него.

— Гилберт, нам нужно поговорить, — отчеканила она.

Гилберт мгновенно насторожился, обычно с таких слов всегда начинались самые неприятные разговоры.

— Я тебя внимательно слушаю. — Он несколько сухо кивнул.

Пару минут Эржебет стояла молча, ее глаза будто что-то искали в его лице, затем она вздохнула, мысленно что-то решив.

— Гил, скажи, кто я для тебя? — медленно произнесла она, не отпуская его из плена своего взгляда.

Гилберт опешил, застигнутый врасплох таким внезапным вопросом.

— В каком смысле?

— В прямом. Как ты ко мне относишься?

Гилберт все еще не понимал, куда клонит Эржебет, почему едва приехав, задает такие вопросы.

— Ты моя Лизхен. — Он с трудом выдавил веселую усмешку, попытался обнять ее за талию.

Но Эржебет отступила, и ее губы вдруг искривила злая улыбка.

— Вот так всегда. Все время только это и твердишь. Моя, моя, моя… Словно я вещь! За все эти столетия я ни разу не слышала от тебя не единого ласкового слова. Не одного признания… — ее голос дрогнул. — В любви…

«Так вот оно что…». — Гилберт напрягся.

Его раздражали разговоры о чувствах, они смущали его, заставляли чувствовать себя неловко, глупо, и от этого он свирепел. Он так ненавидел это мерзкое ощущение собственной уязвимости, слабости, когда ты раскрываешь кому-то самые потаенные уголки своей души. Ведь он, Гилберт Байльшмидт, всегда должен оставаться сильным и блистательным!

— Так тебе нужны все эти сладкие слова? Романтическая дребедень? — едко процедил он. — Давно пора понять, что я не придворный франт и не умею говорить цветистую чушь! По-моему вполне достаточно того, что я тебе постоянно предлагаю союз. Это лучше всяких слов доказывает…

— Это доказывает лишь то, что тебе нужны мои земли, — перебила Эржебет. — Признайся, ты ведь просто хочешь оттяпать у Родериха побольше территорий, а меня используешь для удовлетворения своих амбиций! Ты никогда не говорил, кем я буду в нашем союзе… Служанкой, любовницей? Или равным партнером и законной супругой?

«Да не важно, как это будет называться! — мысленно крикнул Гилберт. — Главное, что ты будешь со мной!»

— Так кем я буду? — Эржебет скрестила руки на груди, с вызовом взглянула на него, требуя ответа.

Ее напор вызвал у Гилберта лишь злость и пробудил защитную реакцию. Эржебет пыталась давить, выпытать из него признание, заставить его открыться… Показать слабину! И Гилберт в ответ принял оборонительную стойку, спрятал все чувства за непроницаемой броней из язвительности и желчи.

— В чем ты, собственно, меня обвиняешь? — Он пошел в контрнаступление. — Ты сама никогда не говорила о чувствах! Только обзывала меня по всякому. Ты хочешь знать, кто ты для меня? Тогда сначала скажи: кто для тебя я?

В нем проснулись старые подозрения, выбрались наружу и сейчас показались как никогда правдивыми.

— Может, я был тебе нужен лишь для того, чтобы постель греть? Ведь у твоего Родди стоит только на Моцарта!

— Он не мой! — огрызнулась Эржебет. — Мне на него плевать!

— Да ну? — Гилберт все больше закипал, сейчас его языком управляла давняя, копившаяся годами ревность. — Почему же тогда ты так отчаянно цепляешься за ваш союз? Сколько раз я предлагал тебе помощь в восстании, а ты всегда посылала меня куда подальше!

Эржебет стушевалась, отвела взгляд.

— Я просто тщательно все взвешивала и поступала так, как было лучше для моего народа. — В ее голосе сквозила неуверенность. — Это ты все время порешь горячку.

— Черта с два! У меня тоже есть голова на плечах, и я умею планировать. Вот сейчас, например, удобный момент, я разгромил Родди, он слаб. Если ты уйдешь ко мне, он не посмеет вякнуть. Но ты как всегда откажешься…

— Нет, — неожиданно твердо произнесла Эржебет и заглянула ему прямо в глаза. — Я не откажусь, если ты ответишь на простой вопрос: кто я для тебя?

Повисла напряженная тишина, настолько осязаемая, что, казалось, ее можно разрезать ножом, как масло. Гилберта затянул водоворот эмоций, в нем боролись несколько стремлений. С одной стороны — упрямство, гордость.

«Да как она вообще смеет предъявлять ко мне какие-то требования? Почему я должен ей что-то говорить? Пресмыкаться перед ней?! Расточать слова любви и целовать ее ножки?»

Но другая половина спрашивала, а так лишь уж это страшно, если он признается ей. Ведь она — не какая-нибудь жеманная девица, а Эржебет. Та, кого он знает так долго, что кажется, изучил наизусть. И в то же время не до конца, ведь он так и не знал, что сама она чувствует к нему. И эта неопределенность пугала. Если он признается первым — то проиграет. А проигрывать он не хотел.

Молчание затягивалось, Эржебет все смотрела на Гилберта, почти с мольбой. И он уже был готов признать свое поражение, снова обнять ее и сказать «Я люблю тебя, мне нужна только ты. Останься со мной, я не смогу без тебя жить…». Надо было только решиться, еще чуть-чуть.

— Вот значит как, — вдруг обронила Эржебет.

Она отвела взгляд, словно разрывая связавшую их нить.

— Молчишь… Что ж я понимаю. — Ее голос был тихим, в нем звучали усталость и боль. — Все же я такая глупая, я надеялась, что ты… А ладно, черт с ним.

Она посмотрела на него и горько улыбнулась.

— Раз я для тебя ничего не знаю… Хорошо. Теперь я смогу спокойно принять предложение руки и сердца от Родериха.

— Чего? — сдавленно выдавил Гилберт. — Этот… этот… урод посмел сделать тебе предложение? Почему ты сразу не сказала?!

— Потому что ты тогда тоже сделал бы мне предложение, чтобы его обскакать. — Голос Эржебет так и сочился ядом. — А я не собираюсь быть яблоком раздора в вашей вражде и твоим трофеем победителя!

— Стой! — в отчаянии выкрикнул Гилберт. — Дура! Ты все не так поняла! Я просто…

— Поздно оправдываться, — отрезала Эржебет. — Давно пора было закончить наши странные отношения. Я хочу остепениться и стать респектабельной дамой, а не твоей шлюхой. Между нами все кончено. Я не хочу тебя больше видеть.

Она резко развернулась и зашагала прочь, а Гилберт просто стоял и беспомощно смотрел ей вслед.

— Брат. — Рядом раздался робкий голосок. — Сестренка Лиза ушла… Она ведь еще вернется?

Гилберт развернулся и натолкнулся на полный надежды взгляд Людвига.

— Нет, — глухо ответил он. — Не вернется.

— Почему? — с искренним детским изумлением спросил мальчик.