Причем в Изнанке сие выглядело куда как красочнее и занимательнее – там словно бы начался мифический шторм. Пространство зарябило и замерцало, порождая множество миниатюрных вихрей. Мрак растворился, разложился на составляющие: чужая воля, голоса, злость.

Печать работала не больше половины минуты, но успела уничтожить исчадия и эманации в мастерской. Полностью мрак не исчез, но на время потерял волю и подобие разума, смешался.

А что нам надо? Немного времени.

И, как часто водится в такие моменты, наступившая тишина оглушила сильнее любого грохота. Потому что шепот тоже прекратился, и я во второй раз за считаные минуты ощутил невероятное облегчение.

Ноги подкосились, в колени ударились камни. Я с трудом отпихнул набегающий пол ладонью и мотнул головой как пес.

Что ж, получилось лучше, чем у владельцев того особняка. Реальность не расслоилась. Но хуже, чем в обители теургов. Менее эффективно, откровенно коряво, и вообще я будто зажег огонь водой, если такое сравнение применимо. Уверен, в оригинале намного легче. Но основ теории работы с реальностью я не знал. Как и кто-либо из любых существующих ныне одаренных. Потому выходил из ситуации, экспериментировал, искал нестандартные пути. И вроде бы удалось. Но почему не оставляет ощущение, что если б не провалился в Тень Изнанки, то устроил бы тут грандиозный взрыв?..

Поежившись, я постарался не думать о возможных исходах. Получилось и ладно, анализ ошибок проведем позже. Вытер кровь, сочащуюся из носа, и попытался сфокусировать взгляд, присвистнул.

Мастерская и раньше выглядела так себе, но теперь превратилась в руины. Станки, верстаки и стеллажи разбиты в ржавую пыль. Стены, пол и потолок в глубоких проломах, дымящихся, горячих. Повсюду копоть, щебень, пепел, дым и пар. Дышать трудно, голова кружилась, а перед глазами плавали разноцветные круги, в ушах звенело.

Целым остался лишь батискаф. В него избегали бить и Мора, и твари. Ведь это единственный билет, чтоб вырваться отсюда, и для нас, и для Тьмы. Но бассейн причальной трубы успел переполниться, через края с веселым журчанием бежала вода. Плескалась на полу и понемногу растекалась по цеху.

Вспомнив про Олиффа, я чуть повернул голову и скривился. Не знаю, что произошло со здоровяком в пылу битвы, но он полулежал в глубокой луже рядом с воротом шлюзового механизма, сжимая в ладони поручень. Возможно, контузило взрывом. Или, скорее, упал в обморок от потери крови, ибо стальной прут в боку никуда не делся, вода вокруг приобрела густой бордовый оттенок.

Детина вроде бы дышал, и можно попытаться его подлатать. Хорошо, что не успел открыть врата до конца, иначе захлебнулись бы, к чертям. В выборе же смерти от утопления или Тьмы я предпочту первое. Но лучше б вообще не подыхать.

– Мора! – позвал я. И поразился собственному голосу – сиплому и слабому, дребезжащему. – Жива?..

– Не уверена, – с каким-то удивлением ответила наемница.

Обернувшись на звук, я увидел ее сидящей на полу в груде щебня и сора, под тревожно мерцающим фонарем. Всполохи чередовались промежутками темноты, и создавалось жутковатое впечатление, что рыжая то появляется, то исчезает.

И рыжая ли?.. Волосы покрылись густым слоем грязи и потеряли цвет, торчали как иглы рыбы-ежа, местами обгоревшие и скрученные. Лицо исцарапанное, бледное и чумазое, щеки и глаза запавшие, взгляд уставший и затравленный. Одежда тоже видывала лучшие времена – в дырах и подпалинах, залитая кровью и грязью.

Дышала Мора тяжело и хрипло, то и дело кашляла, сплевывая бордовые сгустки. И судя по всему, любое серьезное усилие могло отправить ее в глубокий нокаут. Но рукояти моргенштерна так и не выпустила, крепко сжимала в ладони и тоскливо смотрела на потухший груз и поблекшую, будто мертвую, цепь.

– Предпоследний заряд, – пояснила наемница, перехватив взгляд. – Таких больше не делают.

– Может, и к лучшему, – сказал я. – Похоже, эта штука тебя убивает. И дело не в жаре, артефакт влияет на внутренние органы.

– Да знаю я! – отмахнулась Мора. – Никто другой из однокашников проклятой штукой овладеть не смог. Прикоснуться не сумели. А меня слушает. Разве что плату берет. Не капай на мозги, короче! Переживу. Лучше скажи, как ты это делал?

– Что? – спросил я.

– Так двигался, – пояснила рыжая. – Ты будто перепрыгивал из одной точки пространства в другую. Исчезал и появлялся.

От нее повеяло настороженным вниманием, глаза сузились, а на лбу собралась вертикальная складка. В ответ я вымученно улыбнулся и обронил:

– Ты ведь догадалась, что я гностик.

– Сказки не рассказывай, а! Гностики так не умеют. Глаза отводят, головы морочат, со светом играются, чтоб невидимости добиться. Но если б ты провернул подобное с Тьмой, уже б валялся выпотрошенный.

О-го-го! Тут у нас, оказывается, специалист по техникам отыскался. И о мраке кое-что знаем.

На языке вертелись и встречные вопросы, и весьма едкие комментарии. Ведь рачку ясно, откуда ноги растут. Сама способностями не обладает. По крайней мере, не свыше регистрируемого порога. На бывшую монашку тоже не тянет. Так что, очевидно, брала заказы на нашего брата, вырезала отдельных представителей Лиги.

– Родовой дар, – помедлив, ответил я чистейшую правду.

– Да ладно? – фыркнула наемница, посмотрела с недоверием. – Опять врешь, поди. Я слышала, такой гадостью лишь Старшие семьи Олдуотера наградили. Хотя… Лиам ведь болтал. Но я не придала значения, думала – глумится.

В глазах промелькнуло задумчивое выражение. В целом посмотрела по-новому, перекладывая информацию с места на место в мозгу, делая выводы. И кивнула, явно проведя определенные параллели и закрыв старые вопросы.

Не один я обладаю дурацкой привычкой анализировать окружающих.

– Ты хочешь развить тему? – поморщился я. – Или поможем твоему приятелю и попытаемся отсюда убраться.

Вода подобралась к пяткам и продолжала прибывать.

– Справедливо, – поразмыслив, согласилась Мора. Бросила опасливый взгляд на черную лужу, исходящую ядовитыми испарениями у ворот цеха, и зябко передернула плечами. – Чем скорее отсюда свалим, тем лучше.

«Аминь!» – вертелось у меня на языке саркастичное. Но промолчал, не желая вступать в дальнейшую перепалку. Тем более что был абсолютно согласен. Так как опять чувствовал Тьму. Отступив ненадолго, отпрянув, та вновь принялась просачиваться в мастерскую. Кроме того, что-то не давало покоя. Возможно, ощущение взгляда из пустоты, сверлящего затылок. А может, мысль, что пропустил нечто важное.

С кряхтеньем и стонами вздев себя на ноги, наемница подтащила груз и скрутила цепь, тщательно упаковала моргенштерн в чехол. После, хромая и пошатываясь, подошла ко мне. Схватила за шиворот и помогла подняться, а затем направилась к каторжнику. На берегу лужи запнулась и бросила тревожный взгляд на бассейн, снова обеспокоенно посмотрела на детину.