С этими словами он провел лезвием по коже противника. Из свежих порезов тотчас же показались капли крови и, словно, красные слезы, скатились вниз, Уиллису на грудь. Губы рыжеволосого громилы дрогнули, и он негромко проскулил.

Лаки уставился на свежую кровь – ее запах уже щекотал ему ноздри. В сознании тотчас пронесся вихрь лиц: полковник Ламберт, Амалинда Рока, Шелби. Он видел каждое с предельной отчетливостью – перекошенные, в красных каплях крови, обезумевшие глаза, раскрытые в дьявольском хохоте рты. Увидел он и другие картины: своих других врагов, другие схватки, другие смерти. Ему казалось, будто к краю его сознания подбирается нечто черное и липкое, грозя поглотить его целиком и унести неизвестно куда. Его пальцы еще сильнее сжали рукоятку ножа. Уиллис громко втянул в себя воздух.

– Лаки, не надо! – вновь донесся, словно откуда-то издалека, голос Серены. – Пусть с ним разбирается шериф. Не надо марать об него руки. Он того не стоит.

Она подошла ближе и умоляюще посмотрела на него. В глазах у нее застыли слезы.

– Прошу тебя, Лаки, – прошептала она. – Ты нужен мне. Я люблю тебя.

– Этот ублюдок сделал тебе больно, – возразил он, и каждое слово прозвучало с предельной четкостью. Он так и не оторвал глаз от лезвия ножа. Внутри его по-прежнему бушевала буря, грозя в любой момент разорвать его на части, а сознание застилала черная пелена. – Он сделал тебе больно.

– Не больнее, чем ты ему.

Нож еще глубже впился в шею Уиллиса. Тот издал сдавленный хрип, и по лезвию побежал новый ручеек крови. Лаки смотрел на него, словно загипнотизированный, с изумлением и ужасом. Предательская чернота подступила еще ближе. Боже, как он устал! Устал вечно с кем-то бороться. Наверно, было бы только лучше, если эта чернота поглотит его раз и навсегда.

Но сквозь нее вновь пробился голос Серены – тихо-тихо, как будто она проговорила эти слова внутри его головы:

– Сейчас мне ничего не грозит. Ты спас меня, Лаки, теперь спасай себя. Прошу тебя, не делай этого.

Какая-то часть его «я» жаждала по самую рукоятку вонзить нож в шею Уиллиса. Мысленным взором он уже видел реку крови, как она грозит с головой поглотить его самого – как то обычно бывало в его кошмарах. Кровь омоет его, накроет своей волной, и его больше не будет. Ничего не будет – ни новых драк, ни предательств, ни даже любви. Пальцы его дрогнули. Он чувствовал, как самообладание изменяет ему, как под тяжестью черноты оно уже начало давать трещины.

– Держись, – прошептала Серена. – Прошу тебя, держись.

Она смотрела на него полными слез глазами. Слезы, словно градины, скатывались по ее щекам, но она словно окаменела. Ей было страшно даже моргнуть – казалось, одно движение – и она навсегда потеряет его. Серена чувствовала, как внутри его копится ярость, что тело его напряглось, как натянутая до предела струна, что грозит вот-вот лопнуть. Взгляд его был прикован к Уиллису, но она сильно сомневалась, что в эти минуты он видит своего противника. Казалось, взгляд его был устремлен куда-то внутрь самого себя, что в эти минуты он видит нечто такое, чего страшится больше всего на свете. Нет, не с Уиллисом сейчас боролся он, а с самим собой, и эта борьба была куда ожесточеннее. И если он проиграет эту схватку, то будет потерян для нее навсегда. Серена в этом почти не сомневалась. Нет, какая-то часть ее «я» была бы только рада, если бы Джин Уиллис встретил свой конец. Увы, месть не стоила той цены, которую потом за нее пришлось бы заплатить.

– Держись, Лаки, – повторила она, черпая спокойствие в самых дальних уголках души. – Прошу тебя, не поддавайся…

– У меня нет сил, – прошептал он. Его взгляд, усталый и испуганный, был устремлен сквозь лицо Уиллиса.

– Я знаю, – ответила Серена и приблизилась к нему еще на полшага. – Я понимаю, ты устал, но ты гораздо сильнее, чем о себе думаешь. И гораздо лучше. И ты способен побороть искушение. Отойди от края. Прошу тебя, Лаки, ради меня, ради твоих родных, ради себя самого. Отойди. Ты это можешь. Я это точно знаю.

Лаки посмотрел на нож в своей руке, на капающую с него кровь. Казалось, он застыл на самом краю глубокой пропасти, и этот край крошится и осыпается у него под ногами. Эта пропасть безумия манила, притягивала: всего один шаг – и он в нее свалится. С другой стороны, Серена тихими, но твердыми словами умоляла его не делать этого – нет, не только словами. Умоляла своей любовью, которой ему так отчаянно недоставало, любовью, которой он никогда не сможет быть верен до конца. Он чувствовал, как его изнутри раздирают противоречивые желания, как они клокочут в нем, словно пар в чайнике, сотрясая каждую клеточку его тела. Казалось, еще мгновение – и он взорвется. И это страшное напряжение нарастало с каждой секундой.

Наконец, прорычав, словно раненый зверь, он убрал от горла нож и вонзил его в стену рядом с головой Уиллиса, а сам резко отстранился от него, как от зачумленного. Стоило ему отпустить противника, как тот без чувств рухнул на пол.

Покачиваясь на нетвердых ногах, Лаки отступил назад. Темнота отхлынула, а в следующий миг ему в глаза ударила ослепительная вспышка света. Он растерянно повернулся к Серене. Казалось, последние силы вот-вот оставят его, как будто кто-то открыл в его теле невидимый кран, и они устремились вон, превращая его в пустую оболочку.

Серена попыталась улыбнуться, несмотря на слезы, что ручьями катились по ее лицу.

– Я еще ни разу в жизни никому так не радовалась, – прошептала она.

Лаки смотрел на нее, и каждый синяк, каждый порез на ее теле отдавался болью в его собственном. Боже, будь у него дар исцелить ее! Ну почему он не может перенести ее назад в прошлое, защитить, уберечь от того, что ей выпало пережить… Ему много хотелось в данный момент – быть сильнее, быть крепче, быть тем, кто мог бы связать свое будущее с такой женщиной, как Серена Шеридан. Впрочем, ему достаточно уже того, что она жива. И, словно желая в этом удостовериться, он нежно привлек ее к себе и заключил в объятия.

– Слава богу, – прошептал он по-французски, касаясь губами ее волос. Его продолжала бить дрожь – напоминание о той внутренней битве, из которой он только что вышел победителем. Дыхание рвалось из груди, частое и поверхностное. А затем, сквозь барьер ресниц, проступили предательские слезы. Машинально он прижал Серену к себе еще сильнее, как будто пытался впитать ее каждой клеткой своего тела. – Я люблю тебя. Я люблю тебя, моя нежная возлюбленная, – прошептал Лаки по-французски.

Я люблю тебя… Серена прижалась щекой к его груди и дала волю слезам. Слезы эти были странной смесью радости, облегчения и запоздалого страха. Лаки любит ее. Она в безопасности. Он в безопасности. Вдвоем им не страшно смотреть в будущее. Впрочем, им еще предстоят многие испытания, предстоит разобраться в самых разных чувствах, в том числе тех, что она испытала сегодня. Сейчас, когда Лаки сжимал ее в своих крепких объятиях, они напомнили о себе с удвоенной силой.

– Мне еще ни разу не было так страшно, – прошептала она, уткнувшись носом ему в грудь, и расплакалась еще сильнее.