Впрочем, не только пастор Энгельке рассказывал о людоедстве. Яцек по секрету признался госпоже, что боится идти в сторону соседнего имения пани Платен. Странной была эта одинокая пани. Ходили слухи, что когда-то пан Комарский был влюблен в нее, и она вроде бы даже уступала ему. Но потом пани дала ухажеру от ворот поворот, поселила в своем имении молодую, женственную Агнессу и ухаживала за ней, словно кавалер за дамой: подавала ей руку, когда девушка спускалась с лошади, дарила подарки, целовала на людях в руку, а иногда и в губы, причем при таких поцелуях Агнесса жеманилась, словно девственница, которую собираются лишить невинности. Говорили даже, что у Барбары и Агнессы общая спальня. Так вот, эти две подруги, по словам Яцека, заманивали к себе путников-мужчин, обещая им женскую ласку, и больше этих путников никто не видел. «Слуги говорят, что пани Платен режет их, как кур, и жарит на вертеле», — поведал Яцек.

Трудно было сказать, правда это или нет. Быть может, Яцек таким способом просто выражал недоверие к женщине, которую, как ему казалось, пан Комарский когда-то ставил выше обожествляемой Яцеком Ванды…

* * *

В феврале, разговаривая с мужем об отъезде, Ванда пустила в ход последний аргумент:

— Нас здесь съедят! Я боюсь.

— Вот послал мне Господь дуру в жены, — рассердился пан Комарский. — Кретинка! В имении у меня есть оружие, мы среди верных слуг, чужих нет. А в пути нас точно съедят какие-нибудь разбойники. Прирежут на постоялом дворе, нападут ночью, когда будем ночевать в поле. Так что замолчи, дура, и не приставай ко мне с глупостями! Кстати, как мы, по твоему, можем ехать? Последнюю лошадь мы и наши слуги съели еще неделю назад. Я хром, пешком далеко не уйду, замерзну в поле и умру, а тебя после этого съедят. Хочешь быть съеденной, идиотка?!

Съеденной пани Комарская, конечно, быть не хотела, но после бегства слуг в имении стало тоскливо и страшно. Ванда жгла много свечей, благо хоть их запас был велик. Но это не поднимало ей настроение. Единственный, кто радовал ее — Яцек. Он преданно смотрел на госпожу и не унывал. Все время делал что-то полезное. Главное, каждый день ходил на речку и ловил в проруби рыбу. Не всегда аппетитную, но выбирать не приходилось. Из рыбы Яцек варил уху, а вареную рыбу вместе с овощами предлагал господам на второе. В отличие от Комарского, который много молился, слуга предпочитал действовать. Его любовь была так трогательна, что однажды Ванда даже подумала: «А не отдаться ли этому славному парню? Он будет счастлив, я же живу, как монашенка, а так будет хоть какая-то отрада». Кто знает, как сложилась бы ситуация, будь Яцек посмелее. Но хлоп лишь восторженно смотрел на свою госпожу и старался угодить ей во всем, кроме того, о чем думала Ванда. Замужняя дама преодолела искушение и осталась верна супругу.

Пани Ванда лишь позволила себе сказать Яцеку:

— Я боюсь за тебя. Каждый день, когда ты уходишь на речку, я думаю: ты один, вдруг тебя съедят.

Яцек посмотрел на нее, как преданная собака, и попросил:

— Умоляю вас, вельможная пани, не бойтесь за меня, не портите себе настроение. Не стоит беспокоиться, я всегда хожу с топором.

— А почему не с пистолетом?

— Я стрелять не умею.

— Пошли учиться.

Хорошо хоть зарядов было достаточно. Час Яцек обучался тому, как заряжать пистолет, как целиться, как стрелять. Если бы дядя Януш видел, как его племянница учила хлопа, сказал бы, что из нее может получиться хороший сержант. Теперь Яцек ходил удить рыбу с оружием. Парень не унывал: мало того, что он остался при любимой им пани, так еще и выиграл в сравнении с другими слугами: он ел рыбу, овощи и сало, а по вечерам пани Ванда даже приносила из погреба яблочное вино и наливала всем, включая слугу, по кружке, чтобы Анджей, Яцек и она сама лучше спали.

Кстати, в тот день, когда пани Ванда обучала Яцека стрелять, она впервые обратила внимание на то, как молодой человек обращается к ней и к супругу. Если саму Комарскую Яцек называл исключительно вельможная пани, то ее мужа именовал всего лишь: «Пан хозяин…».

Зимняя жизнь в имении текла уныло и однообразно. А со вчерашнего дня наступили перемены — стало намного хуже. Во-первых, кончились запасенные слугами дрова. Яцек до позднего вечера сидел на речке, а в темноте пришел и с виноватым видом сказал, что впервые ничего не поймал. Так как Ванда рубить деревья в лесу не умела, а пан Комарский вообще не думал о том, что мог бы поработать, то в доме царил страшный холод. Идя спать, Ванда вновь подумала, что стоило бы пригласить в постель Яцека, хоть не так холодно было бы! И вновь верная супруга не решилась согрешить.

Ночью она плохо спала: просыпалась от холода, а когда вновь засыпала, ей снился один и тот же кошмар, тот, что и два года назад: говорящий волк хочет ее съесть, а Яцек не может защитить.

Окончательно она проснулась поздно. Оказалось, Яцек приготовил завтрак (нарезал сало и овощи) и ушел на реку, искупать вчерашний «грех». Ванда не знала, чем себя занять. Холод мучил так, что пришлось надеть шубу и рукавицы, причем она лежала под одеялом. Но и это не помогало, было очень холодно. И тогда пани Ванда решила действовать, решительно и энергично. План был таков: надо пойти, найти на реке Яцека и они вместе пойдут за дровами, иначе помрут от холода раньше, чем их доконает голод. Яцек будет рубить, а она укладывать дрова на санки, после чего впряжется в них, как ломовая лошадь, и отвезет к дому. Потом снова отправится к Яцеку… Да, лучше голодать, чем мерзнуть решила отважная женщина.

Пришлось самой застилать постель, слуг ведь больше не было. Прежде, чем идти на реку, где было холодно и ветренно (непонятно, как только Яцек выдерживал свое ежедневное сиденье?), благородная пани решила хоть как-то согреться с помощью движения. Для этого взяла висевший в гостиной на стене тяжеленный фамильный меч Комарских и начала упражняться по системе дяди Януша: прямой удар, защита, отражение удара сбоку, длинный выпад, удар тяжеленным мечом в прыжке…

Через десять минут супруга помещика Комарского почувствовала, что начинает потеть. В это время в гостиную вошел пан Комарский:

— Хм, попрыгунья! Помолилась бы лучше за наше спасенье, дура!

И пошел к иконе.

Пани Ванда собиралась закончить свои упражнения, но муж мог вообразить, что она прекратила упражняться, так как слушается его. Поэтому Ванда Комарская, несмотря на усталость, еще попрыгала минут пять со старинным мечом и только потом повесила меч на место и стала неторопливо одевать зимнюю одежду. В это время в прихожей вдруг раздался шум.

— Что такое? — властно спросил, ни к кому не обращаясь, пан Анджей, словно кто-либо мог ему ответить.

И тут в комнату ворвались пять хлопов: Марек, кухарка Моника, какой-то пахарь из тех, что Ванда видела в деревне; два неизвестных мужика, один из которых был горбат. В руках у Марека были вилы, пахарь держал в руках большой топор, кухарка — самый крупный из кухонных ножей, еще один хлоп — пистолет, а у горбатого имелась дубина.