Тур никогда прежде не бывал в Лондоне. При первом взгляде на английскую столицу он счел ее достойной внимания, хотя и не заметил «ничего такого, что поразило бы человека, прежде бывавшего в больших городах Америки». Он сделал вывод, что многочисленные исторические постройки заключают в себе определенный «пафос, по которому будешь потом долго скучать».

Спустя несколько дней группу «Р» вернули в Шотландию и разместили в замке, расположенном в городе Калландер. В письме Лив от 26 сентября Тур не имел права назвать место, где они находятся. От командования он получил адрес в Лондоне для переписки с родственниками: 5268 Хейердал, а/я 251, Лондон ЕС1. Вместе с товарищами по группе «Р» он с нетерпением ждал дальнейших приказов — ведь не зря же они пересекли Атлантику. Но дни шли, и вскоре он написал Лив: «что будет дальше — пока никто не знает, поскольку первоначальный план отменили».

Он попросил отпуск и, к своему удивлению, получил девять свободных дней и билет, действительный для поездок по всей Великобритании. Отпуск дали и другим членам группы. Его товарищи поехали в Лондон, навстречу столичным соблазнам, а Тур взял рюкзак и спальный мешок и отправился пешком в шотландские горы. Когда по окончании отпуска он вернулся в лагерь, его отправили помогать местному крестьянину — разбрасывать навоз на полях.

В письме от 26 сентября Тур далее пишет: «Дорогая Лив! Теперь я с нетерпением жду писем и думаю о том, получила ли ты мой адрес. Напиши как можно скорее, получила ли ты семейное пособие и все ли в порядке, не нужно ли мне принять меры. Надеюсь вскоре получить известие, что ты добралась до Томаса Ульсена. Куда ты собираешься ехать потом?»

Второго октября: «Дорогая Лив! У меня новостей нет, мы почти все время пребываем в состоянии ожидания. Пока мы не видим никакой специальной работы, зато по горло сыты стрельбами, и в позавчерашнем соревновании я был одним из лучших. Я очень беспокоюсь по поводу семейного пособия… Я спрашивал здесь, но никто ничего не знает. Ты должна прислать мне свою хорошую фотографию, Лив. Свяжи мне, пожалуйста, парочку теплых носков!»

Двадцать шестого октября: «Дорогая, любимая Лив! Теперь я действительно соскучился и жду вестей от тебя. Я не могу много писать о нашей жизни здесь, ты услышишь все от меня, когда мы снова встретимся. Но я не особо жажду пребывать в должности помощника повара на офицерской кухне. Да, такова жизнь, я выношу пепельницы и чищу картошку. Каковы планы насчет нас, по-прежнему неясно, потому что никто не знает, кто вызвал нас сюда. Я даже не могу себе представить, каково это снова быть хозяином своей жизни и начать научную работу… Передавай большой привет Томасу Ульсену и его жене».

Первоначальный план использования группы «Р», как бы то ни было, не осуществился. В Канаде Тур Хейердал с большой неохотой занялся изучением радиодела. Но он стиснул зубы и добился таких успехов, что его направили на спецкурс для дальнейшего обучения. Тем с большим недоумением он обнаружил, что командование норвежских сил в Лондоне вовсе не интересуют его знания. Ни ему, ни другим членам группы «Р» больше не приходилось сидеть за телеграфным ключом. Рука утрачивала приобретенные навыки, а азбука Морзе начала забываться.

В «Малой Норвегии» большое внимание уделялось физической подготовке. Командир лагеря Уле Рейстад был известным спортсменом — во время зимней Олимпиады 1928 года он привел свою команду к золотым медалям в военном многоборье[25]; Рейстад знал, как держать будущих бойцов в хорошей форме. Но в Шотландии, к разочарованию Тура, физические упражнения исчезли из программы. Спустя некоторое время он стал воспринимать жизнь группы здесь как «химически свободную от какого-либо содержания».

Они чистили картошку в офицерской столовой, а остальное время уходило на доведение до блеска сапог, заправку кроватей и тихое сидение в казарме. Чтобы не сойти с ума со скуки, Тур начал совершать ежедневные пробежки к деревне, находящейся в нескольких километрах от их замка.

В деревне имелся ресторан, где Тур вдоволь напивался «божественного молока». Он вообще-то не мог сказать ничего плохого насчет кормежки в замке, кроме одного — им здесь никогда не давали молока.

Ощущение бессмысленности своего присутствия в Шотландии и бесконечное ожидание писем от Лив способствовали тому, что осень 1943 года стала тяжелым временем для Тура. Для них, разделенных океаном и войной, письма оставались единственными способами выражения любви, тоски и беспокойства о делах друг друга. Как правило, письма доходили, но шли они порой очень долго — в немалой степени из-за военной цензуры. Иногда почта шла неделями, а то и месяцами.

Тур слал письма часто, иногда несколько раз в неделю. Лив писала редко. Он понимал: причина в том, что она поглощена заботами о детях, но все равно, разочарованный бесплодным ожиданием писем, не мог удержаться от упреков.

Двадцать второго ноября: «Дорогая Лив! На самом деле ты не заслуживаешь письма, но это единственный способ, с помощью которого я могу поговорить с тобой здесь, в своем одиночестве, так что я, пожалуй, буду продолжать неустанно писать и надеяться, что однажды твое письмо доберется через долины и до моей койки. Кроме того письма, что ты написала спустя пару дней после моего отъезда три месяца назад, я получил только одно письмо, где ты рассказываешь, что промежуточные письма были в чемодане, который пропал. Почему ты не отправила эти письма из Канады, когда получила мой адрес? Почтовое сообщение ужасно, но ребята все равно получают письма, и тебе не обязательно писать очень много. Я с таким нетерпением жду известий о том, как идут дела у тебя и детей после моего отъезда, и если я ничего от вас не услышу, начну беспокоиться. Как вас принял Томас Ульсен? Наверное, вы уже оттуда уехали и находитесь в Аризоне или еще где-то далеко».

Впрочем, Тур берет себя в руки и не дает власти раздражению. Вместо этого он вспоминает о прошлом: «Мы вместе пережили настоящие приключения, но ведь не существует ничего такого, что может помешать прийти новым приключениям, когда война закончится и снова в мировой истории наступит весна. Мы многому научились в наших поездках и в наших занятиях, Лив, и это не должно умереть с нами. В нас все еще живут силы молодости, и если мы будем верить в себя, мы достигнем цели. Давай не будем разочаровываться, Лив. Это немыслимое преступление — растрачивать жизнь попусту», — пишет он с оптимизмом. Люди могут совершать самые отвратительные преступления, но они могут и творить. Он уверен, что когда война закончится, люди будут основывать свою жизнь не на «сомнительной глине жажды собственности, фальшивых массовых иллюзиях, модных идеалах и извращенных представлениях», а на «твердыне истинных ценностей». Возможно, его оптимизм был связан с появлением признаков того, что война вступила в новую, более обнадеживающую фазу. Тур был очень рад, что Красная Армия заставила отступить гитлеровские войска после кровавой, но победоносной битвы под Сталинградом, что англо-американские войска изгнали немцев из Северной Африки. Заняв Сицилию, союзники получили контроль над Средиземным морем и вывели Муссолини из игры. Но Гитлер по-прежнему оккупировал Европу, и война все еще была далека от завершения. Открытие фронта союзников в Европе, чего ждали и на что надеялись многие, в 1943 году не состоялось.