— Данте! — Я почти выкрикиваю его имя, прижимаясь бедрами к его рту, когда начинаю кончать, пульсация между ног проникает в меня, и я едва могу дышать. Он не останавливается, не отпускает меня, только грубо вводит в меня два пальца, когда я начинаю кончать, сильно толкаясь. Я бьюсь о его руки, стону, чувствую, что разрываюсь по швам, а Данте гладит меня пальцами и языком, доводя до оргазма, который по интенсивности превосходит все, что я когда-либо испытывала раньше.

Он отрывает свой рот, пальцы держат меня открытой, пока он поднимается вверх, набухшая головка его члена жадно прижимается к моему мокрому входу за мгновение до его толчка внутрь меня.

Я издаю почти крик, когда он заполняет меня, горячий и твердый, его бедра встречаются с моими с почти порочными ударами, когда он снова прижимается своим ртом к моему. В этом есть отчаяние, почти первобытная потребность, от которой у меня перехватывает дыхание, и я переплетаю свои ноги с его ногами, встречая каждый его толчок снова и снова.

Все, что я могу сделать, это не впиться ногтями в его плечи и спину. Вместо этого я путаюсь в одеялах, выгибаю спину, прижимаясь грудью к его груди, и рука Данте пробирается сквозь мои волосы, снова притягивая мой рот к своему.

— Я не хочу отпускать тебя, птичка, — дышит он, и я закрываю глаза, умоляя себя не плакать.

Не сейчас.

Не сейчас, когда это последний момент, который мы собираемся разделить, потому что так и должно быть.

Я чувствую, как напряжены его мышцы, как он старается не кончить. Его толчки замедляются, совсем чуть-чуть, длинные, горячие скольжения кожи по коже, от которых я дрожу под ним.

— Я хочу всегда быть в тебе, — простонал он мне в губы, снова сильно толкаясь и прижимаясь ко мне, его бедра бьются о мои, как будто он не может войти достаточно глубоко. — Я хочу, чтобы ты не могла забыть меня, как и я тебя.

Еще один поцелуй, его язык властно скользит в мой рот, его руки лежат по обе стороны от моей головы, когда он снова погружается в меня.

— Я буду видеть тебя на своей коже до конца своих дней, птичка. Но нет ничего, что я мог бы оставить тебе, чтобы ты чувствовала то же самое.

Я закрываю глаза, слезы застилают веки. Я хочу сказать ему, что я никак не смогу забыть его, что даже без татуировки, обозначающей меня так же, как сейчас его спина покрыта моими рисунками, я буду чувствовать его на своей коже всегда. Никто никогда не прикасался ко мне так. Никто никогда не заставлял меня чувствовать себя так.

Я не смогу забыть его так же, как не смогу забыть свое собственное имя. Но если я скажу что-нибудь из этого, я разрыдаюсь. А если я начну плакать, то не знаю, смогу ли когда-нибудь остановиться.

Я не хочу, чтобы наше последнее воспоминание было таким.

Когда он снова целует меня, его рука обхватывает мое лицо, я хватаюсь за его руки. Я чувствую, как ногти впиваются в кожу, и выгибаюсь на его руках, отдаваясь ощущениям, желая почувствовать все в последний раз.

Оргазм обрушивается на меня разом, выгибая спину и заставляя выкрикивать его имя, когда я сжимаюсь вокруг него, втягивая его глубже. Данте стонет, почти болезненно, зарываясь лицом в мою шею, обгладывая и посасывая мягкую плоть, и снова сильно вдавливается в меня.

Я чувствую, как он твердеет, становится толще, чем я когда-либо чувствовала, тепло заливает меня, когда он вздрагивает надо мной и проводит зубами по моему плечу, выкрикивая мое имя, когда он кончает. Я чувствую, как он пульсирует внутри меня, как раскачиваются его бедра, когда он прижимает меня к себе, и не хочу, чтобы этот момент заканчивался.

Мы лежим так еще долгое время, оба пытаемся отдышаться, губы Данте прижимаются к моему плечу. А потом он начинает выскальзывать из меня, и то, что мы только что сделали, ударяет меня как удар в живот.

Мы не использовали презерватив.

Паника вспыхивает в моей груди, и я делаю глубокий, дрожащий вдох, приподнимаясь на локтях, когда Данте отстраняется. Все в порядке, говорю я себе, пытаясь успокоиться. Существует таблетка. Все будет хорошо. У меня есть варианты.

Я не хочу думать об этом прямо сейчас. Я хочу насладиться последними мгновениями, проведенными с Данте. И в глубине души я не жалею об этом. Я никогда раньше не занималась с кем-то сексом без всяких барьеров, кожа к коже, и каждый из нас настолько близко друг к другу, насколько это вообще возможно.

Я рада, что первый раз был с Данте. Но это ничего не меняет.

— Мне нужно идти. — Я выскользнула из-под него, чувствуя, как в груди поселилась твердая боль. — Это… мы не можем сделать это снова. Это прощание, Данте.

Данте в мгновение ока поднимается с кровати, и, хотя он не преграждает мне путь к двери, я вижу, что он хочет этого. Ему трудно даже подумать о том, чтобы отпустить меня.

На один прекрасный момент я хочу позволить ему решить мои проблемы. Все. Счета, Рико, мое будущее… Я хочу позволить ему собрать все эти кусочки и собрать их обратно, как он сочтет нужным. Деньгами, насилием, кровью, чем бы это ни обернулось. Но это не та жизнь, которой я жила. Меня не устраивает жизнь, в которой человек, которого я люблю, угрожает и причиняет боль другим, чтобы все было так, как он хочет. Я не могу спокойно смотреть на то, как кто-то другой формирует мою жизнь за меня.

Разве не это я делаю в любом случае, позволяя Рико вымогать у меня?

Эта мысль обжигает. Но я говорю себе, что, по крайней мере, в этом случае у меня есть выбор. Я могу уйти, пока это еще что-то прекрасное и идеальное, пока это еще хорошее воспоминание, а не то, которое закончится неизбежным разочарованием. Потому что в конце концов Данте поймет, что я не могу быть тем человеком, который нужен такому мужчине, как он. И я никогда не попрошу его измениться ради меня.

— Эмма. — Его голос прошелестел над моим именем, вызвав дрожь по позвоночнику. — Не уходи. Поговори со мной. Скажи мне, почему мы заканчиваем все именно так.

Эмоции снова поднимаются в моем горле, горячие и густые, и я хватаю свою одежду.