Игорь коснулся пальцами укуса. Ощупал железные зубы, схватившие ногу, и цепь, ведущую от капкана к бревну. Вспомнил длинный неуклюжий прыжок Сережи. Телепатия? Интуиция? Острый нюх? Все что угодно, кроме случайного везения.

Кровь из раны текла как будто еще сильнее. Снова левая нога. Только в прошлый раз рана была на бедре. Потеря в два литра означает смерть. А сколько надо крови, чтобы промочить носок насквозь?

– Это глупо. Ты ничего о нем не знаешь, – сказал он Марине.

– Я кое-что читала. Даже такая банальность, как ипотечный платеж, может обернуться сюрпризом, – сказала она. – Остальное мне рассказала подруга. О, господи, Игорь, что же ты наделал. Теперь другого выхода нет.

– Марина, не надо. – Для того чтобы понять, о чем говорит жена, уточнения не требовались.

Корчась от боли, Игорь сел на поваленное дерево. Под ногами тихо лязгнула цепь.

– Прости, – сказала она. – Пожалуйста, положи руки на колени и закрой глаза. Попробуй думать о чем-то хорошем. О том, что ты спасешь дочь. Даже нет. О том, что ты спасаешь нас всех. Лизу, Сережуи меня.

Игорь почувствовал толчок в спину, и через мгновение острый конец большого кухонного ножа оказался в его правом легком.

– Иси, па, – послышался голос Сережи из-за спины.

Игорь упал лицом в мерзлую землю. Темнота вокруг него зашелестела и зашептала разными голосами.

«Ну, наконец-то, хоть что-то».

«Быстрее, он теряет слишком много крови».

«Я тоже хочу, дайте мне».

Холодные шершавые пальцы ощупали застрявшую в капкане ногу, закатали брючину, наполовину оголив голень, и легли по обе стороны от железных зубьев. Скользкие губы пиявкой прильнули к ране.

Игорь перевернулся лицом вверх и закашлял, поперхнувшись кровью. Пальцы крепче ухватили ногу, мешая ему развернуться и встать. Над головой, на фоне гаснущих веток Дерева счастья появился тонкий черный силуэт. По растрепанным редким волосам и скошенной маленькой голове он узнал Наташу. Она взмахнула тонкими руками и задержала их над головой. Шагнула вперед, по кругу обходя Игоря. Повернула голову, оказавшись теперь в профиль. В темноте блеснули глаза и зубы. Сделала еще один шаг. Руки вернулись вниз, согнулись в локтях и выгнулись в запястьях. Еще шаг.

Музыки не было, но это был танец. Дерганый и ритмичный. Не имеющий ничего общего с тем волшебным вальсом, кружась в котором она впервые появилась здесь. На несколько секунд Наташа зашла к нему за спину и исчезла из поля зрения. Снова появилась. Взмах. Руки и ноги вывернулись под невозможным углом в неестественных плоскостях. Напряженные пальцы собрались лодочкой и тут же раскрылись веером. Еще взмах. Еще шаг и поворот. Что-то дернуло за ноги и проволокло Игоря по земле. Он приподнялся на локтях. Скрюченная над ногой спина, поросшая корнями, двигалась из стороны в сторону, выбирая положение поудобней. Игорь попробовал вырваться, но тело не слушалось. Голова закружилась, и он снова упал на спину. Над ним склонилась Наташа. Мумия с горящими глазами и кривой улыбкой на высохших губах.

– Я буду с тобой, – прошептала она ему в ухо последние слова из припева.

Удушающий запах гнилых персиков, особенно острый и отвратительный в холодном лесном воздухе, заполнил все внутри и вокруг.

Всю ночь шел снег, и утро было самым светлым за последние несколько месяцев. Снег укрыл крыши домов, ветки деревьев и, главное, опостылевшую за длинную осень грязь под ногами. Когда люди вышли из домов на работу, снег все еще падал редкими крупными хлопьями, и хмурые невыспавшиеся лица разглаживались и тоже светлели.

Доронин очнулся от шума проезжающего мимо больницы снегоуборщика. На экране маячок кардиограммы продолжал прыгать и проваливаться. Доронин посмотрел на часы. Без двадцати пяти восемь. Последние минут сорок он как будто спал с открытыми глазами.

Он тяжело поднялся с кресла. Палата напоминала таверну на Диком Западе после разборок ковбоев, какой ее показывали в голливудских фильмах. Какие-то таблетки, рассыпанные по полу. Две поломанные сигареты с высыпавшимся из них табаком. Упаковочные пакеты от капельниц и кляксы йода на кафеле около столика – Аня порезала палец, когда открывала ампулу с адреналином.

Он вспомнил ночь. Все было по-серьезному.

Дамы и господа, только что вы стали свидетелями поединка века. Валерий Доронин против Бога.

В первой схватке Бог уверенно выигрывал с явным преимуществом по очкам, но наш врач не сдавался. Ему удалось продержаться в захвате до утра. Совсем неплохо для простого смертного, одиноко живущего на пятидесяти квадратах в панельной девятиэтажке и перебивающегося в обед с казенного супа на «Доширак».

Дамы и господа, я не слышу ваших аплодисментов. Еврей Иаков однажды боролся с Богом до рассвета, и его имя увековечено в Библии, а врач Доронин борется с Богом двадцать шесть лет, и о нем забыла даже бывшая жена. Так давайте аплодисментами хоть немного компенсируем сложившуюся несправедливость.

Доронин похлопал в ладоши и усмехнулся собственной шутке.

Он подошел к окну. Яркий белый свет слепил. Доронин прищурился, но не отвел глаз. В стекло врезались снежные хлопья. От никотина и кофе давило в груди и болела коленка (ударился о каталку, когда подключал дефибриллятор), но он по-прежнему улыбался. Ради таких моментов он и работал. Да что там работал – жил.

В одиннадцатом часу утра на заснеженную, забитую машинами больничную парковку въехала грязная «Мазда» с оторванным передним бампером. Сначала машина перегородила проезд, потом, немного поманеврировав, подперла сразу три стоявших в углу автомобиля.

Из машины вышла женщина в грязной синей дубленке. На ногах были насквозь промокшие замшевые сапоги с оторванными каблуками. В правой, перемотанной шарфом руке она держала большую охотничью фляжку болотного цвета, а в левой телефон.

– Лен, не переживай, я отремонтирую. Там не сильно. Сама увидишь. Из больницы сразу к маме. Дождешься? Как она? Ты покормила Красавчика? Да. Спасибо. Я тоже думаю, что все наладится.

Она убрала телефон в карман, размотала шарф и посмотрела на раненое запястье. Глубокий рваный порез затянулся коричневой коркой. Осколок оконного стекла она подобрала на территории части, под окном барака. Подруга подсказала. Старая верная подруга, которая привела ее к Дереву. Давать прокусить ему руку было слишком опасно.

Для человека, потерявшего не меньше литра крови, просидевшего несколько часов в ночном лесу и намотавшего за последние пятнадцать часов больше шести сотен километров, Марина чувствовала себя вполне сносно. Даже хорошо. Неестественно хорошо. Если бы она не прикладывалась к бутылке, то не смогла бы даже вернуться от Дерева к машине.

Марина убрала телефон, открыла заднюю дверь машины и заглянула в салон.

– Сиди здесь и никуда не уходи. Запирать я не буду – сработает сигнализация. Так что просто посиди и подожди.