ломается?

— Но теперь я понимаю. Дело не в том, что брак сам по себе является неким укрепляющим элементом. Не слёзный день свадьбы, не юридическое свидетельство и не нерушимые кольца делают брак крепким. А люди. Их решения. Дело в том, каким крепким они сделают свой брак.

— Никакого давления, ага, — бурчу я.

Руни кивает.

— Вот именно. Это давление. Большая ответственность, — она поворачивается, целует меня в подбородок, затем прислоняется ко мне. — Но я хочу этого с тобой, — шепчет она. — Я хочу научиться этому.

— Мы научимся, — говорю я ей, прижимая её к себе. — Вместе.

* * *

Когда мы возвращаемся в дом, нас встречает Гарри, который счастливо несётся к Руни. Я для него вообще перестал существовать, и если честно, это задевает чуть сильнее, чем хотелось бы.

— Привет, красавчик, — говорит она ему, позволяя ему прыгать и лизать её. — Сидеть, Гарри.

Он опускается и идёт за нами, пока мы не останавливаемся в изножье матраса на полу. Палатка была убрана вчера вечером, когда я почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы передвигаться и разобрать её.

— В какой-то момент, — говорю я ей, — мне придётся снова купить нормальную кровать.

Она аккуратно снимает рюкзак с моих плеч.

— Твоей спине наверняка не помешает нормальная поддержка под матрасом, на котором ты спишь.

Скугга выбегает в комнату из студии, мяукая, и вьётся между моих ног. Она не отставала от меня с тех пор, как я сорвал спину.

Метнувшись обратно в студию, она громко мяукает и смотрит на меня с порога. Я чувствую тягу к тому месту, которой не чувствовал уже месяцами. Всё, что нарастало внутри меня с момента приезда Руни, теперь будто проливается через край. Я хочу писать её, и я хочу писать нечто большее. Я хочу писать то, что внутри, то, что не совсем не могу назвать, то, что ощущается иначе теперь, когда мы это озвучили. Теперь, когда я знаю, что это.

Любовь.

Отведя взгляд, я замечаю, что Руни наблюдает за мной. Улыбается.

— Тебе хочется взяться за кисть, — спрашивает она, — не так ли?

Я переступаю с ноги на ногу.

— Ну, то есть… можно было бы, да.

Её улыбка становится шире.

— Тогда иди и рисуй.

«Но я беспокоюсь, как долго ты будешь здесь, и как я могу проводить хоть секунду вдали от тебя до твоего отъезда?»

— Ты могла бы… — прочистив горло, я беру её ладонь и переплетаю наши пальцы. — Ты могла бы пойти со мной. Посидишь, пока я рисую. Я могу сделать небольшое гнездо из диванных подушек и одеял. Можно даже принести стул, чтобы ты была там… мммхм!

Её рот накрывает мой, её руки крепко сжимают мою талию.

— Да, пожалуйста, — шепчет она.

Глава 28. Руни

Плейлист: Chloe x Halle — Cool People

Мечты всё же сбываются. Я устроилась в гнезде из подушек и одеял в студии Акселя, с чашкой горячего шоколада, любовным романом, который он мне читал, и лучшим чёртовым видом во всём штате Вашингтон:

Аксель Бергман, пишущий картины.

На нём надеты шумоподавляющие наушники, его волосы торчат во все стороны. Его заляпанные краской джинсы низко сидят на бёдрах, а белая футболка настолько проносилась, что я вижу, как сокращаются мышцы его спины, пока он водит кисточкой по холсту, затем набирает побольше краски. Когда он кладёт кисть и помахивает руками, разминая их, его округлые мышцы плеч напрягаются. Склонив голову, он изучает свои холсты.

А я изучаю его.

— Сколько времени ты читала эту книгу? — спрашивает он, стягивая наушники и бросая на меня взгляд искоса через плечо. — И сколько времени ты пялилась на мою задницу?

Я выгибаю бровь, захлопнув книгу.

— Я прочла несколько страниц.

— А я рисовал два часа.

— Мне ли не знать.

Он улыбается и отводит взгляд, сосредоточившись на вытирании рук.

Внезапно оборвав тишину, котёнок вытаскивает бумагу с одной из узких полок в высоком шкафу возле красок Акселя.

— Скугга, — отчитываю я её. — Вылезай оттуда!

Аксель поднимает взгляд, и его лицо искажается от паники, пока он наблюдает за ней. Если бы его спина была уже в полном порядке, он наверняка опередил бы её, но Скугга метнулась прочь, таща такой большой лист бумаги в сравнении с ней, что она спотыкается о него, пока бежит ко мне.

Я подхватываю и аккуратно извлекаю бумагу из её крохотных зубов.

— Плохая Скугга, — я ставлю её на пол. — Это было очень плохо.

— Мяу, — говорит она с интонациями неискреннего «упс», затем убегает и набрасывается на матерчатую мышку.

Я расправляю тот угол, который помялся от зубов Скугги, и говорю себе, что я не должна смотреть на работы Акселя без его согласия, но потом мой взгляд цепляется за очертания груди, изгиб бедра.

— Срань Господня, — бормочу я. — Это же я.

Аксель тянется к рисунку. Я отдёргиваю его в сторону.

— Руни, — умоляет он.

— Что это такое? — спрашиваю я у него.

На его щеках расцветает розовый румянец. На протяжении долгого, затянувшегося момента он молчит.

— Ты сама сказала. Это ты.

Взглянув на рисунок, я чувствую, как всё моё тело становится горячим, сужается до внезапно чувствительных грудей и ноющего ощущения между бёдрами. Он нарисовал меня обнажённой.

— Когда? — спрашиваю я.

Аксель притих.

— Когда, Аксель?

— Месяцами, — тихо отвечает он.

Я резко вскидываю голову.

— Что?

— Я… я использую искусство, чтобы осмысливать вещи, — говорит он, опускаясь на пол напротив моего гнезда из одеял и усаживаясь со стоном. — Я не знал, почему каждый раз после встречи с тобой мне всё тяжелее было взять кисть и писать то, к чему я привык. Почему каждую ночь мне снилась ты, смеющаяся, улыбающаяся, вздыхающая, кончающая, со мной.

Я ошеломлённо таращусь на него, затем смотрю обратно на рисунок. Я возбуждена настолько, что едва могу дышать.

— Ты думал обо мне в таком плане? Ты всё это время думал обо мне в таком плане?

— Я не мог выбросить тебя из моей бл*дской головы. Я не мог думать, спать или функционировать, так что я начал рисовать то, что было в моей голове. Прости, Руни. Я обещаю, что это никогда не предназначалось для чужих глаз, и этого никто не видел, кроме меня. Я никогда… не делал с ними ничего неприличного. Я рисовал их, затем убирал и больше никогда не смотрел. Это делалось просто для того, чтобы прогнать тебя из моей головы, моих снов, моего искусства, — он слабо вздыхает. — Очевидно, это не сработало.

Я снова смотрю на картину, которую сжимаю в руках.