назад, Лена ведь там ждет, понимаете? Подходим к остановке. «Не надо мне такси, Христос с ним, не беспокойся, ластонька, век тебя буду помнить. Рядом я живу, квартала четыре всего…» Тяну — чуть жив. Доходим. «Этаж какой?» — «Да невысоко, голубь ты мой сизокрылый, седьмой всего…» — «А лифт?» — «Хватился, милый! Лифт у нас, кисонька, месяц как не работает…» Зубы стиснул — и по лестнице. Как добрался — не помню, а у самых дверей стал с плеча снимать, чемодан старый, видно, — крак — и настежь! Все из него как посыплется! «Фулюган! Руки-ноги тебе обломать — такую вещь испортил!» Бабуля за убыток меня клянет.

К и р а (смеется). Все правильно!

Г л е б. А я глаз от чемодана оторвать не могу! Если б вы знали, что там было! Сокровища, иначе нельзя назвать!

К и р а. Сокровища?

Г л е б. Еще какие! Аристотеля два тома, Гиббона полное собрание, Фомы Кемпийского сочинения, и этот вот энциклопедический лексикон Федора Толля при деятельном участии господина Воллепса, как написано на титульном листе!

К и р а. Да, урожай!

Г л е б. Вы даже представить себе не можете, что люди в утиль несут, на что меняют! Я перед бабусенькой на колени! Нельзя, кричу, губить бессмертную человеческую мысль! Биографию общества превращать в бумажную массу! (В возбуждении вскакивает, скатерть спадает с него, он подхватывает ее, берясь за одну из принесенных книг.) Раскройте страницу — вы уже другой эпохой дышите! Президент Соединенных Штатов Северной Америки Авраам Линкольн жив! Актеришка Бутс еще Шекспира на подмостках играет, и ему невдомек, что через два года его подлая рука подымется на великого сына Америки!.. Толстой Лев Николаевич между двумя другими Толстыми зажат — скульптором Федором Толстым и Алексеем Толстым, Константиновичем, писателем, и сказано там про Льва, что написал он только «Детство», «Отрочество» и «Севастопольские рассказы»! И что «Казаки» и другие рассказы много слабее первых!

К и р а. Но это уже звучит как анекдот…

Г л е б. Извините! Такие строки нам дистанцию времени сохраняют! Движение истории дают почувствовать, развитие культуры! И все это я, как дурак, милой старушке кричу.

К и р а. А она?

Г л е б. «Талоны»… «талоны»… К сожалению, один только лексикон удалось отвоевать, и то после жаркого боя. Мчусь на вокзал — никакой Лены уже, конечно, нет. Я на поезд, адреса толком не знаю, ищу понаслышке, встречаю вас, результат известен…

К и р а. Во всем я сама виновата. Но знаете, на новом месте бывает так неприютно… Подать себя он умеет — этого у него не отнять…

Г л е б. Бог с ним…

К и р а. Мне силы нужно найти, как вы не понимаете? Вначале он меня даже заинтересовал: для интеллигента главное, говорит, обрести внутреннюю свободу. Она у него в руках — именно ручной, физический труд дает интеллигенту ощущение своей независимости. Зимой числится сторожем при каком-то музее, летом на стройке — вот как сейчас — монтажник, зарабатывает кучу денег. Может быть бетонщиком, плотником, землекопом. Знаете, кто герои его последнего сценария?

Г л е б. Ах, он еще и сценарии пишет?

К и р а. Могильщики!

Г л е б. Шекспир?

К и р а. Нет, обыкновенные, наши, советские могильщики.

Г л е б. О!

К и р а. Его близкие друзья. Чтобы раздобыть денег на кооперативную квартиру, он, по большому блату, устроился рабочим на кладбище. Два года могилы копал! Никакой физической работы не боится! Сильная личность! (Кончает работу.) Все! Смотрите, совсем незаметно! Еще поглажу… Где-то у меня был утюг…

Г л е б. И так хорошо!

К и р а. Нет-нет. Все надо делать как следует! Куда ж он подевался? (Ходит ищет.)

Раздается стук в дверь.

К и р а. Это Егор! Ну, я ему сейчас… (Бросается к двери.)

Г л е б (испуганно). Штаны! Штаны отдайте!

Стук все громче.

К и р а (бросает Глебу брюки, тому, кто за дверью). Нечего стучать! Никто вас не звал сюда!

Г л е б (прыгает на одной ноге, пытаясь попасть ногой в штанину). Задержите его!

К и р а (прислушиваясь к тому, что говорят ей за дверью). Кто? Ой, простите! (Глебу.) Не он! (Открывает дверь.) Пожалуйста!

Г л е б. А, черт… (Полуодетый мечется по комнате, наталкивается на шкаф, мгновенно втискивается в него, еле успев закрыть за собой дверцу.)

Кира возвращается с  Г е н н а д и е м  Д м и т р и ч е м.

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Строго, строго у вас… Чуть по шее не схлопотал! (Хохочет.)

К и р а. Простите… Повадился тут один… (Тревожно осматривается. Видит торчащий из-под дверцы шкафа край штанины. Заправляет ее в шкаф, чуть приоткрывая дверцу, шепчет.) Умоляю: ни звука!

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Что?

К и р а. Привычка у меня такая — бормочу иногда про себя.

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. В одиночестве, значит, часто бываете?

К и р а. Вы ко мне по делу? Такой, можно сказать, гость…

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Уж будто…

К и р а. Видала вас на совете — главный наш шеф и благодетель.

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Аттестация… а вас вот я в первый раз вижу.

К и р а. Много не потеряли.

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Как сказать… (Смотрит на Киру с явным удовольствием.) Даже очень, так сказать…

К и р а. Чем могу быть полезна?

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Сразу о делах! Можно бы и забыть хоть на минутку! (Продолжает смотреть на Киру.) Что мы творим с собой! Ах, что творим! Бить нас некому!

К и р а. За что ж так жестоко?

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. В гужи свои втянулись, глаза — в землю, а что вокруг…

К и р а. Так, наверное, все мы… Я жду.

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Хоть секунду дайте душой отдохнуть! Иль вы сами себе цены не знаете?

К и р а. Какая уж тут цена…

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. А вот и неправда! Мужики народ грубый, но ценить вас, как мы, никто так не оценит! И чем старше, тем больше! Вот так!

К и р а. Но мне неловко, вам же некогда, я понимаю… у вас ведь дело какое-то ко мне?

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Успеется! Да сгори она, эта крыша!

К и р а. Крыша?

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. А вы думали что? Школа под землю провалилась? Потолок протекает у товарища педагога — так у кого голова должна болеть? И ведь слушаюсь — женщины! Одна Валерия ваша чего стоит!

К и р а. Я говорила с ней, верно… Но никак не думала, что беспокоить будут именно вас…

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Вот видите? Друг другу помогать — первый наш долг.

К и р а. Большое спасибо. Мне, право, неловко.

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Что вы… Может, и мне когда-нибудь придется к вашей помощи прибегнуть…

К и р а. К моей — вам?

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Как знать, как знать… Век сейчас НТР, про культуру забываем… Главное — в людях отзывчивость найти. Где у вас протек?

К и р а. На потолке, пожалуйста. (Указывает.)

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. За шкафом в аккурат? Понятно. Прошу прощенья. (Начинает снимать пиджак.)

К и р а (испуганно). Что вы?

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Шкаф.

К и р а. Что — шкаф?

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Придется отодвинуть.

К и р а. Он очень тяжелый.

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Шкаф-то? (Хочет взяться.)

К и р а. Не надо! Прошу вас! Вы надорветесь!

Г е н н а д и й  Д м и т р и ч. Э-эх… не встречали вы, видать,