Наполеон тоже собирался взять с собой в Египет свою Жозефину. Она уже была с ним в Тулоне, но в последний момент, как и перед Италией, пожаловалась на ухудшение своего здоровья и заявила, что ей необходимо поехать на воды в Пломбьер «полечиться». Наполеон, конечно же, внял ее жалобам (ведь он тогда еще не знал, что Жозефина останется в Париже, - не в Пломбьере, а именно в Париже, - ради встреч с Ипполитом Шарлем, который после увольнения из армии занялся криминальной торговлей). Супруги договорились, что Наполеон, как только завоюет Египет, пришлет за Жозефиной фрегат, и она приедет к нему[772].

10 мая главнокомандующий провел контрольный смотр экспедиционных войск и выступил перед ними, как всегда, с пламенной речью: «Офицеры! Солдаты! Вот уже два года я командую вами. Было время, когда вы находились на побережье Генуи, влачили жалкое существование. У вас ничего не было, и вам приходилось, чтобы выжить, все продавать - даже свои часы. Я пообещал вам покончить с нищетой и повел вас в Италию. Там вы получили все, что только могли пожелать. Я сдержал свое слово?»

В ответ раздалось тысячеголосое: «Да!» «Теперь, - продолжал Наполеон, - я поведу вас в страну, где ваши подвиги превзойдут все, что вы уже совершили и чему удивляется мир. Вы окажете там своей родине такую услугу, которую она вправе ожидать от непобедимой армии. Обещаю вам, что каждый солдат, вернувшись из этого похода, получит столько денег, сколько нужно, чтобы купить шесть арпанов[773] земли!»[774]

«Да здравствует республика!» - кричали ему в ответ его воины, радуясь началу похода в страну, которую он, кстати, так и не назвал.

Рано утром 19 мая Наполеон во главе своего штаба, с генералами и адъютантами, поднялся по 32 ступеням на капитанский мостик флагманского корабля «Орион». Оттуда он долго смотрел на Жозефину, которая с берега помахивала ему платочком, более дорогим для него, чем любое знамя. А в самый момент отплытия главнокомандующий приказал отправить в Директорию радостное для Барраса и К° сообщение: «Семь часов утра. Наша легкая (?! - Н. Т.) эскадра выходит в море. Мимо идут конвойные корабли, и мы тоже поднимаем якорь. Погода очень хорошая»[775].

Впереди был Египет...

Из Тулонской гавани к берегам Египта военно-ученая экспедиция генерала Бонапарта добиралась 45 суток, трижды избежав за это время смертельной опасности (вот сюжет для захватывающего романа!). «Все вероятности были против нас, а за нас - ни одной. С легким сердцем мы шли почти на верную гибель», - вспоминал генерал и (в то время) близкий друг Наполеона О. Ф. Мармон[776]. «Верную гибель» сулил французам английский флот, господствовавший на Средиземном море. Он и количественно, и, главное, качественно (быстроходностью, маневренностью, вооружением) несравнимо превосходил французские корабли. Миновать встречи с ним за полтора

месяца пути из Франции в Египет было почти невозможно. Наполеон максимально использовал это «почти». Но помог ему и «Его Августейшее Величество случай».

Все началось с того, что Наполеон распустил очень правдоподобный слух о своем намерении пройти через Гибралтар в Ирландию, дезориентируя таким образом английское Адмиралтейство. Чтобы перехватить и уничтожить его экспедицию, у Гибралтара долго дежурила эскадра, которой командовал к тому времени уже однорукий и одноглазый сэр Горацио Нельсон - самый выдающийся в истории Англии (по мнению англичан, и в мировой истории) флотоводец. Имя его уже тогда гремело по всей Европе. «Он был король морей, мститель англичан, спаситель королей», - писал о нем великий французский историк Альбер Сорель[777]. Простояв напрасно у Гибралтара, Нельсон получил от Адмиралтейства новый приказ с учетом данных английской разведки - сторожить экспедицию Бонапарта у Тулонской гавани. Он отбыл к Тулону с небольшим отрядом военных судов и обещанием от Адмиралтейства любых подкреплений. Но в единоборство «кита и слона» вмешалась, сыграв за Наполеона и против Нельсона, морская стихия.

«Если бы это не была история, - изумлялся Д. С. Мережковский, - этому никто не поверил бы, как волшебной сказке. В нужный день, час, минуту...»[778] Прерываю здесь цитату из Мережковского: конечно, минуту и час Дмитрий Сергеевич назвал ради красного словца, но день оказался действительно самым нужным. Эскадра Нельсона приблизилась к Тулону 17 мая, но в тот день, 19-го, когда корабли с войсками Наполеона вышли из Тулонской гавани, на британские суда обрушился шквальный мистраль (северо-западный ветер), смерч ураганной силы. Он сорвал мачту с флагманского корабля Нельсона «Вэнгард» (Авангард) и рассеял всю его эскадру, причинив ей серьезные повреждения. Нельсон вынужден был отбуксировать пострадавшие суда к Сен-Пьерскому рейду у побережья Сардинии и там заняться их ремонтом[779]. Тем временем 9 июня экспедиция Наполеона прибыла к острову Мальта.

Поразительно, что даже в условиях, когда участники экспедиции ежедневно в течение трех недель готовились к смертельно опасному для них нападению английского флота, они могли отдыхать и развлекаться. Ведь никто из них не знал о том, что натворил мистраль с эскадрой Нельсона. Кстати, лишь немногие (генералы да ученые, некоторые офицеры) знали об истинных целях экспедиции. Солдатская масса могла только предполагать, куда вновь повел ее за собой «чудо-генерал» Бонапарт - в Сицилию или в Неаполь, а возможно, и дальше.

А пока на пути от Тулона до Мальты, за обедом или до и после обеда, в кают-компании главнокомандующего разгорались дискуссии по всевозможным вопросам - от математики и химии до религии и суеверий. По воспоминаниям Л. А. Бурьена, Наполеон предлагал обсудить такие темы, как возраст Земли, возможно ли ее разрушение от всемирного потопа или огня, обитаемы ли другие планеты; «часто расспрашивал своих собеседников по поводу предчувствий - верны ли они или сплошь заблуждения, а также очень интересовали его толкования снов»[780]. Пожалуй, самым азартным был спор о сотворении мира, когда приходилось выбирать одну из трех точек зрения: Бог есть и участвует в наших делах; он есть, но не участвует; или его просто нет? Наполеон ставил под сомнение и фанатичную набожность и агрессивное безбожие. Он мог высмеять раболепные ссылки верующих «на все - воля Божья». Но вот однажды ночью, слушая на палубе «Ориона» саморекламу воинствующих атеистов, он спросил, указывая на звездную россыпь неба: «Ну а кто, по вашему, сотворил все это?»[781]