Вопрос о том, почему Талейран обманул, т. е. фактически предал тогда Наполеона, детально рассмотрен в классическом труде Е. В. Тарле[757]. Дело в том, что французские историки Г. Лакур-Гайе (кстати, автор трехтомной биографии Талейрана), Р. Гюйо, Булэ де ла Мерт объясняли отказ министра исполнить обещание, данное Наполеону, либо нежеланием удаляться из Парижа, когда предстояли выборы на вакантное место члена Директории, либо боязнью подвергнуться в восточном Константинополе непредвиденными опасностям. Но профессор Колумбийского университета США К. Л. Локк в противовес французам выдвинул свою, оправдательную для Талейрана версию: дескать, Талейран успешно вел деловые переговоры с американцами, и потому отпала необходимость его назначения в Константинополь, хотя Директория искренне этого желала, а Талейран тоже вполне добросовестно хотел сдержать обещание, которое он дал Наполеону.

Тарле считал более убедительной французскую версию. Он подчеркнул, что для Талейрана такие «приемы и ухватки», как пообещать и не сделать, были привычны, и заключил: «Конечно, нарушив слово, Талейран учинил очень большое коварство по отношению к своему другу (? - Н. Т.) Бонапарту. Генерал так правильно это и понял. Это было первое по отношению к нему предательство со стороны Талейрана. Оно оказалось первым, но далеко не последним»[758]. С таким заключением вполне (если не считать спорной квалификации Талейрана как друга Наполеона) можно согласиться.

Тем временем Наполеон, удовлетворенный договоренностью с Талейраном, форсировал подготовку экспедиции в Египет, попрежнему вникая в малейшие детали: лично проверял каждый фунт любого груза для каждого корабля! «Если прочитать приказы Наполеона, рассылаемые им по всем направлениям, - удивлялся Андре Кастело, - то можно рехнуться, столько там всего перечислено, вплоть до количества пар чулок, выдаваемых каждому участнику похода»[759]. В служебной записке к Директории 5 марта 1798 г. Наполеон объявил итоговую сумму расходов на экспедицию: от 8 до 9 млн ливров[760]. 26 марта он письменно уведомил министра внутренних дел: «Я прошу Вас отдать приказ гражданам, список которых прилагается, чтобы они были готовы к отъезду в любой момент по получении моего распоряжения»[761].

Вот этот момент тогда еще держался в строжайшей тайне. Более того, вся подготовка египетского похода тщательно маскировалась. «Никогда еще, - читаем у А. Жомини, - такие огромные приготовления не были произведены так скрытно»[762]. Слухи о том, что Директория готовит какую-то морскую экспедицию, ползли по всей Европе. Всегда алчные до сенсаций журналисты подхватывали их и приукрашивали баснословными, зачастую взаимоисключающими подробностями. В Англии хорошо знали, что южно-французские порты заняты военными приготовлениями, что туда беспрерывно прибывают войска и что возглавляет готовящуюся экспедицию генерал Бонапарт, а это само по себе уже очень многое значит. Но куда предполагается снарядить экспедицию? К Сицилии? К Мальте? Сам Наполеон содействовал распространению слухов, что он намерен пройти Гибралтарский пролив, обогнуть Испанию и осуществить высадку десанта в Ирландии. За его войсками в Тулоне сохранялось название «Английская армия». Чтобы отвлечь внимание англичан от египетского проекта, была предпринята даже «тактическая диверсия» против Ирландии, когда группа французских кораблей совершила рекогносцировочный рейс к ирландским берегам[763]. Все это беспокоило, если не сказать пугало, правителей Англии до такой степени, что боевой адмирал лорд Г. Коллингвуд 28 января 1798 г. сделал паническое заявление: «Вопрос не только в том, кто останется победителем. Но сохраним ли мы еще самостоятельность; суждено ли вообще Великобритании числиться впредь в списке европейских держав»[764].

Поразительно, но в самой Франции даже военный министр Б. Шерер «до последних дней не был в курсе дел» экспедиции[765]. А вот английская разведка все-таки сумела раскрыть тайну египетского проекта. Один ее агент во Франкфурте, а другой - в Ливорно собрали из разных источников и доложили британскому правительству данные о том, что целями экспедиции Бонапарта являются Мальта и Александрия[766]. Встревоженное Адмиралтейство Англии 3 мая распорядилось снарядить отряд из трех линейных (больших, тяжелых, хорошо вооруженных) кораблей и нескольких легких скоростных фрегатов под командованием контр-адмирала Г. Нельсона для наблюдения за всем, что происходило тогда в Тулоне.

До середины мая в порту и на рейде Тулона сосредоточились, по разным данным, 13 военных и от 320 до 400 транспортных судов, готовых к отплытию[767]. Они приняли на борт, по тем же данным, от 30 до 55 тыс. солдат. Цифра «30 тыс.» у Е. В. Тарле[768] явно занижена. Даже Наполеон, не склонный преувеличивать численность своих войск, называл большую цифру: 32 тыс.[769] Д. Чандлер обоснованно полагает, что «вся экспедиция включала в себя вместе с гражданскими лицами почти 38 000 человек», а что касается 55 тысяч, то «эта завышенная оценка, видимо, включает и моряков»[770] (т. е. корабельные экипажи).

Кроме участников экспедиции и моряков на корабли поднялись почти 300 женщин (маркитантки, прачки, сподручницы). Вместе с ними готовы были отплыть жены и возлюбленные многих лиц из состава экспедиции, но Наполеон приказал им остаться на берегу до прибытия специального конвоя. «Один-два офицера не повиновались этому приказу и тайком провели своих жен на борт, - пишет об этом Д. Чандлер. - Среди офицеров был и некий драгунский лейтенант Фуре, которому со временем пришлось горько пожалеть о том, что он взял с собой молодую жену - пригожую и веселую Беллилот, переодетую в военный мундир»[771].