— Герцогу пришлось-таки поубавить спеси!

— Еще бы, когда у него нет ни реала![49]

— Дороговато стоит ему «управлять» нами!..

Альба действительно принужден был обратиться к Голландским штатам за денежной помощью. Обеспечив себе охрану морского побережья судами гёзов, голландцы быстро сумели восстановить свое расшатанное испанцами хозяйство и международную торговлю. Альба пошел даже на то, чтобы снять официально весь налог, лишь бы Нидерландские Генеральные штаты стали выдавать ему ежегодно по два миллиона флоринов.

Голландцы осмелились также высказать дерзкое своеволие. Они собрались не в Гааге, как назначил герцог, а в Дорт-рехте, намеченном принцем Оранским. Первое заседание происходило в яркий солнечный день 15 июля 1572 года. Лица у дортрехтцев были торжественные, праздничные…

Павла Буиса, старого доверенного Оранского, выбрали синдиком[50] Голландии. Он прочел на собрании в ратуше обращение принца к голландским городам.

«Неужели золото так дорого вам, — писал Оранский, — что ради него вы пожертвуете вашей жизнью, вашими женами, вашими детьми и всем вашим потомством, примете на себя стыд и навлечете гибель на меня, кто всем сердцем старался помочь вам? И, с другой стороны, какие неисчислимые выгоды вы доставите своему отечеству, если поможете мне избавить его от власти испанских волков и коршунов!»

Собрание зашумело. Десятки голосов подхватили последнюю фразу обращения и понесли ее по рядам, через весь зал, на улицу. Там с утра теснилась толпа простого народа, стараясь уловить хоть слово из-за закрытых дверей.

Солнце сверкало в стеклах окон, румянило черепицы крыш, обжигало островерхие башенки городских стен. Со стороны залива не долетало ни единого порыва влажного ветра. Пот лился с возбужденных лиц ручьями. Нарядные, как в праздник, чепцы и наколки дортрехтских горожанок съезжали набок. Широкие платья мялись в давке. Люди взволнованно переговаривались:

— Правда, что Амстердам так и не прислал своих уполномоченных?

— Может, он и рад бы прислать, да ведь он все еще под пятой кровавого пса.

— А много ли принцу удалось снова набрать войска, не знаете?..

— Будто бы пятнадцать тысяч пехоты и семь — конницы. Да еще наших валлонцев[51] не меньше трех.

— Небось и валлонцы теперь поняли, кто им враг, а кто друг!..

— Эх, кабы всем семнадцати провинциям разом подняться! А то нагонят опять чужих войск… Что им до нас? Плати только жалованье, а они, того и гляди, взбунтуются и уйдут восвояси.

— И уходили. Не раз предавали наше кровное дело. И чего Оранский путается с иностранцами? Им только плати да плати, а толку до сих пор мало было.

— В ратуше как раз и толкуют об оплате новой армии Оранского.

— Купцы, верно, как всегда, скупятся. Без «залога» они не любят раскошеливаться!..

— А по мне, лучше отдать последний грош и остаться нищим, чем терпеть испанское ярмо!

Пожилая нарядная горожанка невольно рассмеялась. Последнее замечание сделал совсем молоденький крестьянин с горящими глазами, одетый в какие-то лохмотья.

— Тебе, дружок, — сказала она покровительственно, — нечего и терять, кроме этого «гроша».

Юноша, казалось, не слышал насмешки и, прижав руки к расстегнутому вороту холщовой рубашки, прошептал:

— А молодцы «морские нищие»! Захватили, говорят, целый флот с золотом и дорогим грузом, плывший из Португалии!..

— Правильно, парень! Золото было для Альбы из Мадрида. Пряности — из Лиссабона, а главное — тысяча испанских солдат с немалым количеством снарядов — нам вместо «амнистии»!..

Кругом зло рассмеялись.

— Да здравствуют гёзы! — выкрикнул на всю площадь молоденький парень.

— Да здравствует свободная Голландия!.. — подхватили за ним другие.

— Эй, помолчите, не даете слушать!

Несколько человек из учащейся молодежи устроили целое сооружение из ящиков, бочек, досок и влезли под самые широко распахнутые окна ратуши. Сторожа напрасно старались отогнать любопытных. Парень полез следом.

— Молчите!.. Молчите!.. Сейчас будет говорить представитель принца — Сент-Альдегонд.

— Какой это?

— Марникс! Тот, что писал еще при Пармской «Прошение дворян», — ученая голова!..

— Первый помощник принца по «бумажным» делам. Такого второго, пожалуй, и не сыщешь. Самого Гранвеллу за пояс заткнет!

— Давно бы пора принцу с нами поговорить!

— «Морские нищие» показали, на что мы способны!

— Тише! Тише же!

Из окна глухо доносился голос Сент-Альдегонда. Он напоминал собравшимся депутатам о жертвах Оранского в течение последних лет. Он рассказывал о бедственном походе 1568 года. Принц начал его полный надежд, но скоро вынужден был кончить отступлением, потому что ни один город тогда не открыл ему ворот. Тем не менее принц не потерял мужества.

— Мужества он не терял, верно!.. А вот сердце-то для нас «отомкнул», кажется, только после Брилле.

Кто это сказал так тихо и явственно?.. Люди начали оглядываться. Другой голос подхватил:

— Поверил наконец и в простых нидерландцев.

Кругом зашикали. А из окна продолжало доноситься:

— И вот теперь, когда глаза многих прозрели и столько городов восстало против тирана, принц снова обратился к своим родственникам и могущественным друзьям и собрал новую сильную армию. День расплаты пришел. Отечеству грозят вечный стыд и горе, если собрание откажет в необходимой помощи.

Стоявшие под окнами напрягали слух, чувствуя, что речь подходит к концу.

— Восстаньте же, пробудите ваше рвение и рвение других городов. Схватите за волосы случай, который никогда не был благоприятнее, чем теперь…

Сосед молодого крестьянина, адвокатский ученик, не сдержался и заметил вслух:

— Вот это здорово! Альба ждет не дождется от штатов денег взамен налогов. А наши толстосумы соберут их под залог церковных земель и отдадут на войска против того же герцога!

Речь Сент-Альдегонда зажгла всех, не только в ратуше. Люди, упорно отказавшиеся исполнять требования Альбы, единодушно решили отдать свои деньги Оранскому.

— Несите, несите в общую казну все, что имеете! — говорили возбужденно. — Все может пригодиться!.. Не жалейте ничего на общее великое дело!

— «Морские нищие» ни жизни, ни крови своей не жалели!..