Среди оружия и запасных обойм Отец увидел армейские коробки, полевую аптечку и бинокль, который он взял.

– Да.

– Это не еда. Это гелевая взрывчатка. – Худое лицо мужчины растянулось в широкой ухмылке. – С ней ты попадешь внутрь.

Отец вышел из машины, снова подошел к ее задней части, забрал из багажника инструменты Олега и вернулся в салон. Все это время костлявая голова на змеиной шее наблюдала за ним сквозь стекло. Олег даже усмехнулся, когда Отец открыл сумку и осторожно достал одну из упаковок соевого протеина.

– Это используют солдаты, чтобы проникать в здания сквозь стены и уничтожать засевших там террористов. Очень эффективная штука. Мы берем ее у того же поставщика. С помощью нее ты проникнешь внутрь, проберешься сквозь забор и попадешь в дом. Дай мне знать, когда захочешь, чтобы я научил тебя… – Мужчина пожал плечами, улыбнулся, лег на сиденье и закрыл глаза.

Вжавшись лицом в кашу из листьев и заткнув пальцами уши, он услышал, как сдетонировал заряд. Мощный раскат грома прокатился волной под его лежащим ничком телом. Большой отрезок забора между бетонными столбами содрогнулся от взрыва. Мимо просвистел металлический град, осколки, как торбейские пули, которые преследовали его от «Коммодора» до холмов. Отец поднялся на ноги.

Поскользнувшись на сырой земле, пошатнулся. На него внезапно обрушилась волна нервозности и адреналина. Он будто смотрел на себя откуда-то сверху, отделившимся разумом, и все же побежал.

Как и предсказывал Олег, проволочная сетка в месте взрыва была разорвана. Ее края почернели и дымились в сером свете. Руками в перчатках Отец отбросил от лица раскачивающийся лист дымящейся проволоки и шагнул в отверстие.

Едва его нога коснулась лужайки, прожекторы залили все вокруг дневным светом, отбросив длинную тень от его потрепанной фигуры.

Колени ударились друг о друга, сердце едва не выскочило из груди. Он бросился через лужайку, пригнувшись и почти не чувствуя под собой ног. Через десять ярдов выпрямился, вернул контроль над ногами и побежал к стеклянной стене в центре огромного здания, становившегося все больше по мере его приближения.

В левом крыле горел свет. Впервые он увидел изогнутый павильон во всю его длину и внушительного размера бассейн.

Перпендикулярно главному дому стоял обшитый такими же кедровыми панелями флигель. Длинная подъездная дорожка из красного гравия исчезла у Отца за спиной. Перед красными дверями двойного гаража были припаркованы три автомобиля. Так много?

Стеклянная стена в центре здания отливала изнутри голубым.

От прихлынувшей к голове крови перед глазами все плыло. Вскоре лужайка осталась позади, и его ноги застучали по белой тротуарной плитке, которой была выложена зона вокруг бассейна. Его дыхание словно ветер обдувало закрытое маской лицо. Преодолев последнюю пару футов, он заметил в огромных оконных панелях собственное отражение, бегущее ему навстречу. Его лицо напоминало хеллоуиновскую тряпичную маску, покрытую разводами грязи.

Среди мечущихся на дверях террасы теней возникла быстро вынырнувшая из мерцающего интерьера фигура. Замедлившись, она прильнула к стеклу, в паре дюймов от которого находился Отец. Несмотря на одышку, он сумел остановить взгляд на лице маленькой девочки, стоящей за стеклом.

Где-то в дальних уголках большой комнаты, за стеклом и белыми кожаными диванами, скакали мультяшные голографические образы. Они отбрасывали на остальную часть помещения голубовато-белое сияние. Должно быть, вспыхнувшие периметральные фонари привлекли девочку к стеклянным дверям.

На ней была розовая пижама с рисунком. Растрепанные волосы по-прежнему завязаны в черные хвостики на затылке. И в те драгоценные несколько секунд, прежде чем она закричала и убежала, Отец смотрел в испуганные, широко раскрытые голубые глаза, которые несомненно принадлежали ему. За искаженными шоком чертами лица, за намеком на веснушки и вздернутый нос Миранды он узнал собственную форму черепа, сращенного с узким лбом жены. Сходство было настолько сильным, что Отец подумал, что у него остановится сердце. Это была она. Она. Она.

Она жива.

Пенни.

Девочка убежала, болтая хвостиками и семеня маленькими белыми ножками по плиточному полу. Миновала мерцающую голограмму и исчезла в широком проеме в боковой части комнаты.

– Нет! Все в порядке! – крикнул Отец, но стекло было слишком толстым и явно звуконепроницаемым. – Подожди! Блин, подожди! Пенни!

Сквозь тряпичную маску, прилипшую к мокрому от влажности и пота лицу, голос у него был сдавленным и отчаянным. Он заколотил обеими руками по стеклу. Она даже не видела его лица, поскольку оно было скрыто за этой ужасной грязной тряпкой. Он был так близко от дочери, в смерти которой был почти уверен два года, и смог лишь напугать ее.

Стянув с лица маску, он снова забарабанил по стеклу. Затем поднес к окну второй заряд, но замешкался, пораженный мыслью, что собирается взорвать стекло, за которым где-то находится ребенок – его ребенок. Ребенок, напуганный монстром на террасе. Что делать? Замешательство затянулось. Он задыхался, хрипел и бездействовал.

Отвлеченный каким-то звуком у себя за спиной, он выпрямился и начал поворачиваться. Затем услышал шаги, спешащие по мокрой траве, и в отражающих стеклянных дверях террасы увидел идущую к нему фигуру в маске и черной кожаной куртке. Отец повернулся, засовывая руку в карман, тяжело отвисающий под весом пистолета, который он забрал у Йоны. В этот же самый момент он заметил второго мужчину, стоящего у края бассейна, и увидел короткую вспышку.

Его ослепил белый свет.

Ноги оторвались от земли и взлетели выше головы. Мышцы вздулись и лопнули вдоль костей. Суставы разъединились. Перед тем как его мысли развеялись, всеобъемлющая боль убедила его, что все его тело развалилось на части, врезавшись в стеклянную стену между ним и дочерью.

Затем чернота прошла. Он смотрел на мир сбоку, лежа на жесткой каменной поверхности, но не понимал, кто он такой и где находится. Когда мир перестал крениться и мерцать и начал снова становиться серым, мокрым и холодным, части его тела будто начали снова собираться воедино.

Он был слишком вымотан, чтобы шевелиться, даже когда чья-то нога в ботинке появилась у него перед лицом. Равнодушные руки поволокли его измученное тело по тротуарной плитке. Стали стягивать и потрошить его одежду. На голову ему надели черный мешок.

К нему начали возвращаться связные мысли, но мир и умирающее чувство какой-то далекой надежды угасли вместе со светом.

Ткань мешка, прилегающая к лицу, имела кислый запах и была заскорузлой от пятен, оставленных его предшественниками. Мешок был туго затянут у него на шее. Вокруг стояла тишина.

Лежа на тротуарной плитке, он был уверен, что умирает. Теперь ему казалось, что смерть будет милостью. К тому времени чувствительность начала возвращаться в его конечности. Какой-то тип с руками, грубыми как необработанное дерево, пластиковой стяжкой связал ему запястья за спиной. Лодыжки Отца уже были привязаны к ножкам стула. Под ногами, судя по звуку, находился цементный пол.