Почему лошади проморгали зверя и его запах, почему не заржали, не попытались хотя бы дернуться? Она не знала.

Саблезуб с земли, одним прыжком, долетел до Гриши, полностью закрыв ему голову и плечи. Тот даже не успел закричать, упав с дико заржавшей лошади. Саблезуб выл и урчал, что-то хрустело и лопалось. Ермак только и смог, что начать поднимать РПК: из тумана вылетела рогатина Азамата, чпокнула, пробивая горло, очередь ушла в светлое моросящее небо. Уколова заплакала, не забывая при этом удерживать лошадь, так и рвущуюся удрать.

Азамат остановился рядом с ней, придержал нервно храпящего невысокого конька. Похлопал того по шее, прикрыл ладонью глаза. Кивнул Жене:

– Ехать-то сможешь?

Та кивнула.

– Тогда сейчас поскачем. Пулемет только прихвачу, явно пригодится. Что с рукой?

– Пальцы поломали…

– Плохо. – Азамат, не слезая с седла, наклонился над еще живым Ермаком, выдернул у него из рук РПК. Повесил на грудь и вытащил рогатину. Подцепил отдельно валяющийся подсумок, завязал ремень на луке. – Эй, друг, хватит его драть, не отмоешься потом. Поехали, говорю. Прыгай ко мне.

Саблезуб поднял морду. Женя обрадовалась даже ей, мокрой, со слипшейся шерстью и усами. Кот мяукнул и, игнорируя приказ друга, запрыгнул на ее лошадь, вздрогнувшую и заплясавшую. Устроился на скатке за седлом, потерся Жене о затылок.

– Э, он тебя любит, слышь чего…

– Я его тоже люблю. – Уколова еле справилась со слезами. Но голос все равно дрожал. – И тебя, Пуля, тебя я тоже люблю.

– Ага, – тот ногами тронул коняшку вперед. – Я жениться пока не собираюсь. Давай двигаться, Клыч от этих отобьется, скоро здесь будет. Нас Зуич ждет на реке. Ты это, старлей, в следующий раз думай, когда захочешь погулять, ага?

– Ага. Как ты меня нашел?

– Это не я тебя нашел, а кот. Потом купишь ему рыбки. Только не соленой, а свежей, только с улова. И сметаны.

Погоню они услышали уже ближе к реке. Азамат не ошибся, и Клыч шел за ними. Лошади явно устали, Женина просто тряслась, порой подгибая ноги.

– Слезай. – Азамат помог ей спуститься. Хлопнул лошадей, по очереди, больно. Те понесли по-над берегом. – На время отвлекут, если получится. Я теперь Герасиму торчу ПМ за жеребенка. Пошли. Через камыши, осторожно и аккуратно. Смотри под ноги, там пиявки.

– Как их увидеть?

– Поди-ка их не увидь – каждая с полруки в длину.

Женя сглотнула, покосившись под ноги.

– Э-э-э, старлей, пошли уже. Ты ж в сапогах.

Ил под ногами тянул вниз, камыши расступались неохотно. Где-то позади орали, матерились и порой стреляли.

– Эть… – Азамат чуть присел. Саблезуб махнул ему на спину, вцепился когтями в мешок. – Вот как так, а? Тощий вроде, но тяжелый, зараза…

Кот лизнул его в ухо.

– И еще он подлизываться умеет. А ты, старлей, животных любишь?

Женя, еле переставляющая ноги, опираясь на рогатину, не услышала. Боль в ногах, пальцах, животе и голове вернулась. Накатывала волнами, разбивалась острыми кромками прибоя, угасала сотнями игл в каждом нерве.

– Ты держись, Женя, держись. – Азамат подхватил ее под руку. – Осторожнее, но быстрее все-таки.

– Что ты спросил?

– Говорю, животных любишь? Стой, вот тут наступи, это не кочка, это жабец.

– Я не знаю. У меня их не было никогда. А кто такой жабец?

– Жабец – это водный мутант. Маленький, но как вцепится, отдирать потом запаришься.

– А, ясно. А почему про животных спросил?

– На всякий случай. А детей?

– Детей люблю. Можем остановиться? Нога болит.

– Не можем. На вот, пожуй.

– Что это?

– Какая тебе разница, жуй, глотай и молчи.

– А как фе дефи?

– Ай, ладно, иди, давай. Друг, убери лапу мне с поясницы. Эй, убери, сказал, или когти спрячь. Молодец. Не, ты мне не подходишь.

– Пофему? Гофько…

– Сладкое калечит, а горькое лечит. Все также больно?

– Неа… голова легкая такая… Абдульманов, ты зачем мне наркотик дал?

– Это не наркотик, а природный транквилизатор и обезболивающее. Так… стой, замри. Водомерка вон, видишь?

– Вижу. Фу, какая некрасивая. Это жвала?

– Точно. Стой и не дергайся.

– Ты сам виноват, накормил чем-то. А я красивая?

– Самая красивая, лучше не встречал.

– А, что во мне самое красивое, а?

– Глаза, конечно. Пошли, удрала эта страхолюжина.

– А самое-пресамое прекрасное?

– Ну…

– Не запряг еще, чтобы нукать. Так чего?

– Эм…

– И это Пуля, гроза бандитов, мутантов и сепаратистов? Боишься сказать?

– Да задница, задница. Она просто прекрасна.

– Люблю честные ответы. А почему я тебе не подхожу?

Азамат, стоя по пояс в воде, замер. Вгляделся вперед. Улыбнулся.

– Вон и Зуич. Почему не подходишь? Потому что меня в Уфе ждет девочка, маленькая, и она мутант. А их ты точно не любишь.

Женя, падая в мягкую перину беспамятства, нащупала его руку. Уставилась на задумчиво нюхающего воздух совершенно мокрого кота.

– Ну, его я люблю. Тебя, возможно, тоже. Если я люблю твоего кота-мутанта, и, возможно, тебя, так почему бы не полюбить и какую-то там девочку? Что это со мной?

– А, это последняя стадия действия этого хитрого растения. – Азамат подхватил ее, не давай уйти под воду. – Зуич, ну помоги уже, а?

Зуич, сплюнув за борт, развернул небольшую лебедку:

– В сеть положи.

– Вот что ты за человек такой, а? – Азамат загрузил Уколову в сеть. Та уже спала. – Нет бы, взять, помочь, подставить плечо, а ты мне устройство подставляешь.

– Так я и не человек… – Зуич несколькими рывками поднял Уколову на борт. – Я мутант. А ты сам забирайся, да?

И, закинув девушку на плечо своей единственной рукой, пошел по палубе, бухтя под нос:

– Связался, на свою голову, а… Митрич, Митрич!

– Шкипер?

– Запусти водомет, уйдем по-английски, тихо и не прощаясь. А то, кажись, за нашими пассажирами погоня.

Азамат усмехнулся, и полез по сброшенному концу с узлами. Саблезуб, уже сидя за бортом, старательно вылизывался.

– Морду вылизывай, убивец. – Пуля снял рюкзак. Прислушался к тихому рокоту водомета, толкающему «Арго» вперед. – Да… как дальше-то быть?

Женя села, больно ударившись макушкой о перекрытие. Ойкнула, прижав ладонь к голове, оглянулась. Тесная каморка, два на полтора, не больше. Со всех сторон доносился скрип, а снизу, через ребристый пол, доносились шлепки воды. Так, и где она?