– По нашу душу… – сквозь зубы процедил Костомаров, нажимая на газ.

Серый зверь промахнулся – не успел перегородить дорогу, – но тут же развернулся и пошёл следом, сокращая расстояние и не делая никаких попыток вступить в переговоры.

– Торговец? – пробормотал Вадим, глядя в зеркальце заднего вида на номер серой машины. – Ну-ну… Саша, ты стрелять умеешь?

– В общем, да, – не очень уверенно ответил Александр Николаевич.

– В общем? Тогда поговори с этим купцом – «калашниковым». Объясни ему, что мы ничего не хотим у него покупать: у нас всё есть. Они стрелять не будут – мы с тобой нужны им целыми и невредимыми.

Алхимик вытянул автомат, лежавший между сидениями, и высунул ствол в открытое окно. Шоссе делало поворот – преследователь был неплохой мишенью. Свиридов прищурил левый глаз, выцеливая серого зверя.

Нажать на спусковой крючок он не успел. Раздался хлопок, и джип поволокло влево. Вадим не ошибся – «торговец» стрелять не стал, но по извечному закону подлости переднее левое колесо джипа внезапно лопнуло: то ли само по себе, то ли нашлась на шоссе роковая выбоина. Джип соскочил с дороги и заплясал среди канав, стволов деревьев и груд битого кирпича. Костомаров отчаянно крутил баранку, уводя охромевшую машину от столкновений с многочисленными неподвижными препятствиями, и одновременно пытался нашарить на коммуникаторе кнопку тревожного вызова, матеря себя за то, что не сделал этого раньше.

Сумасшедшее ралли по развалинам закончилось быстро. Джип влетел в глубокую яму, оставшуюся на месте какого-то погреба, и замер, сильно накренившись и задрав к небу корму. На крышу с грохотом рухнуло обгорелое бревно; автомат вывалился наружу, крепко приложив Свиридова прикладом по подбородку. Алхимик дёрнулся, ударился головой в железо стойки и обмяк.

– Саш, ты живой? – Вадим завозился, стряхивая с себя крошки битого стекла и силясь открыть заклинившую дверцу. – Саша!

Свиридов застонал и открыл глаза. Взгляд его был мутным, по подбородку стекала струйка крови из прокушенной губы.

– Саша!

– В-вадим… – еле слышно проговорил Алхимик. – Возьми… – он с усилием вытащил из кармана куртки «зажигалку». – Осторожно, он тяжёлый…

Костомаров принял маленький цилиндрик и чуть его не уронил – вес «зажигалки» явно не соответствовал её размерам.

– Что это?

– Детонатор… Там выступ есть… на торце… Нажмёшь – и через две секунды взрыв, очень сильный… Распад материи… Можно бросить в них… если сможешь… А можно и… не бросать… Я…

Алхимик хотел сказать что-то ещё, но не сумел – снова потерял сознание.

Вадим нажал плечом на дверцу и взвыл от боли. «Вывих, – растеряно подумал он. – И когда это я успел?». Взгляд его упал на раздавленную коробку коммуникатора, лежавшую на приборной панели, – когда и как он успел его раздавить, Костомаров тоже не знал.

А между чёрных древесных стволов замелькали человеческие фигуры – четыре или пять. Преследователи оставили свою машину на дороге и шли к ним.

«Вот и всё, – отрешённо подумал Повелитель Муз, – приплыли».

Он рассматривал приближавшихся врагов с каким-то странным спокойствием, словно не он сидел в покорёженной машине, беспомощный и безоружный, а кто-то другой, за кем Вадим наблюдал со стороны.

«Аутсайдеры – нагляделся я на вас, сволочей, за Время Тьмы. А вот этот мальчик со спортивной фигурой – не аутсайдер: глоб, посланец United Mankind, – такой же, какого мы пристрелили в прошлом году, неподалёку. Не ты ли, дружок, нанёс визит Серёге Алексееву, после которого на постели осталось разодранное в клочья тело Дианы? И неважно, что не твоя рука держала секач или чем там её уродовали – это ты привёл туда отщепенцев. Счастье твоё, гадюка, что у меня нет оружия – я бы расписался свинцом на твоей холёной морде, сука ты заморская… Вы ползёте по всему миру как тифозные вши, безостановочно и неумолимо, прожорливые и ненасытные, выедая земной шар и снаружи, и внутри. Но мы вас остановим – не я, так другие…».

Двое аутсайдеров, пригнувшись, обходили неподвижный джип. Третий, жилистый и сухощавый, похожий на поджарого волка, держался рядом с глобом. А глоб зорко следил за каждым движением Вадима, держа наготове что-то вроде короткоствольного ружья.

«Пневматик, – догадался Костомаров, – стреляет парализующими иглами».

Он поймал взгляд глоба – спокойный и равнодушный взгляд профессионального убийцы, не испытывающего ни сожалений, ни колебаний, ни угрызений совести. «Оружия!» – мысленного закричал Вадим и вспомнил о зажатом в руке детонаторе Алхимика. «Мне его не метнуть, – подумал он, – тяжёлый, да и плечо у меня… Но можно ведь и не метать…».

Залязгало. Один из аутсайдеров пустил в ход «фомку», пытаясь вскрыть заклиненную дверцу, второй стоял рядом с ним. Глоб и поджарый наблюдали, стоя в нескольких шагах от машины.

«Вы не должны узнать то, что знаем мы, – отчётливо прозвучало в сознании Вадима, – этот квас не про вас. Что я сделаю для людей…».

Он боялся, что выступ на торце «зажигалки» не нажмётся, но это опасение оказалось напрасным – выступ легко подался под его пальцем и плотно вошёл внутрь цилиндрика.

* * *

«Не успели, – думал капитан Матвеев, сумрачно глядя на огромную чёрную воронку, по склонам которой стекали струйки тяжёлого сизого дыма. – Рвануло, как термобарическая боеголовка: джип разнесло на атомы и всё вокруг выжгло метров на сорок. Чёрт бы побрал эту волонтёрскую самодеятельность – надо было нам звонить, а не играть в ловца шпионов».

Он шевельнул носком ботинка оплавленный клочок металла, зарывшийся в горячий пепел, и, обходя кучки тлеющего мусора, пошёл к ожидавшей его машине.

* * *

– Примите наши соболезнования, Лидия Сергеевна. Ваш муж спасал очень крупного учёного, Александра Николаевича Свиридова, сделавшего исключительно важное открытие мирового значения. Этим открытием пытались завладеть наши враги, но они просчитались – ваш муж встал на их пути. Вадим Петрович Костомаров погиб как герой.

– Я знаю, – тихо сказала женщина в чёрном.

Белая чайка резко спикировала, чиркнула по поверхности воды и взмыла вверх, унося в клюве серебряную полоску. От синих монастырских куполов, скрытых за густыми кронами деревьев, донёсся гулкий голос колокола.

У самой кромки воды бегали мальчик и девочка лет шести, выбивая босыми ногами сверкающие капли. Ещё одна девочка – ей было года три – устроилась поодаль, вдумчиво изучая божью коровку, ползущую по травинке. Время от времени она отрывалась от своего занятия и, надув пухлые губки, с детской ревностью посматривала на мальчишку, которому почему-то интереснее было бегать по песку с девочкой постарше, чем сидеть рядом с ней и разглядывать букашек. А на выбеленном прибоем бревне сидели две женщины в длинных юбках и тёмных платках. Они не были ни монашками, ни послушницами, но на острове даже трудницы блюли устав монастыря, избегавшего мирских соблазнов.