Если расходы Комиссии столь невысоки, это должно иметь последствия. В главе 2 мы анализировали ее неудачу в деле контроля за деривативами и рейтинговыми агентствами в тот момент, когда в этом была наибольшая нужда. Есть и прямые признаки недостаточного финансирования Комиссии. Как один из примеров приведем весьма неоднозначное решение судьи Джеда Ракоффа из Южного судебного округа Нью-Йорка, который отказался утвердить одобренное Комиссией мировое соглашение с компанией Citicorp, сочтя его чересчур компромиссным{532}. Ракофф заявил, что с 2008 года главным образом из-за недостатка средств Комиссия по ценным бумагам и биржам преследовала в судебном порядке за незаконные действия только компании, но не физических лиц{533}. Соображения экономии расходов играли в этом не последнюю роль: с юридической точки зрения гораздо проще судиться с компаниями, чем с физическими лицами. Однако психологический эффект от выигрыша дел у корпорации намного слабее, ведь наложенные на нее штрафы и санкции распределяются между всеми собственниками и управленцами, в то время как штрафы с физических лиц направлены непосредственно против виновников нарушений.

Второй пример позволяет более детально познакомиться с деятельностью Комиссии по ценным бумагам и биржам и, возможно, последствиями бюджетного дефицита. В настоящее время широкий резонанс получила история Бернарда Мейдоффа – великого охотника на простаков, дурачившего богатых инвесторов, вовлекая их в схему Понци. Каждый месяц инвесторы получали отчет, показывавший, как с завидной стабильностью растет стоимость их инвестиций под управлением Мейдоффа. Инвестиционный гуру из Уитмена (штат Массачусетс) Гарри Маркополос решил разобраться в этом вопросе, а затем сообщил о своих подозрениях в Бостонский региональный офис Комиссии по ценным бумагам и биржам. Он заявил, что неизменно стабильная и высокая доходность инвестиций в фонд Мейдоффа (1–2 % ежемесячно) противоречит всем финансовым законам{534}. Мейдофф объяснил такие результаты специальной стратегией инвестирования под названием «Воротник». По его словам, она состояла в приобретении опционов для исключения чрезвычайных убытков и сбалансировании расходов за счет продажи опционов для устранения чрезвычайной прибыли{535}. Хотя такая стратегия приводила к сглаживанию прибыли, Маркополос понимал, что постоянное обеспечение высокой доходности своим инвесторам обходилось бы Мейдоффу слишком дорого. Из анализа схемы Понци следовало, что для реализации стратегии «Воротник» Мейдоффу пришлось бы продавать больше опционов, чем составлял их общий объем продаж на американском рынке{536}.

Несмотря на всю их обоснованность, подозрения Маркополоса были встречены в Комиссии по ценным бумагам и биржам в штыки. Его первые жалобы, направленные в Бостонский офис Комиссии в 2000 и 2001 годах, так и остались без рассмотрения{537}. Однако Маркополос проявил настойчивость, и в ноябре 2005 года уже Нью-Йоркский региональный офис, под юрисдикцию которого подпадал Мейдофф, решил провести расследование. Это было поручено руководителю офиса Меган Чеунг и штатному адвокату Симоне Сух{538}. Однако оказалось, что они, как и назначившая их Дориа Бахенхаймер, гораздо больше подозревали самого жалобщика, то есть Маркополоса, чем того, на кого он жаловался, – Мейдоффа. Все три сотрудницы полагали, что Маркополос преследует какие-то собственные интересы. Бахенхеймер высказалась однозначно: Маркополос не кто иной, как «наемный убийца»{539}. Между ним и командой, привлеченной к расследованию, существовали кардинальные культурные противоречия. Бахенхеймер снова и снова повторяла, что заявления Маркопулоса не более чем «теории». Он не отвечал критериям осведомителя, принятым у юристов, поскольку таковым признавался лишь тот, кто располагал инсайдерской информацией и мог выступить в суде с заслуживающими доверия свидетельствами{540}. Смягчению отношения юристов мало способствовал тот факт, что разъяренный Маркополос оскорбил Чунг в телефонном разговоре, высказав нелестное мнение о возможностях Комиссии{541}. Поэтому, когда Мейдофф в установленном порядке пришел в Комиссию по ценным бумагам на собеседование с Чунг и Сух, те уже вполне созрели для того, чтобы попасться на крючок, как впоследствии выяснилось, одного из самых ловких фишеров в мире. Они не нашли никаких признаков мошенничества в его действиях, и дело было закрыто в полном соответствии с процедурными нормами.

С нашей точки зрения, наибольший интерес представляют даже не детали дела Мейдоффа, а то, что это указывает на достаточность финансирования Комиссии для реализации ее функций в более широком контексте. Невзирая на то что от ее имени, несомненно, выступали преданные государственным интересам чиновники, стремящиеся поддержать репутацию своей организации и верящие в ее миссию, это не гарантировало отсутствия ошибок{542}. Команда юристов выказала недостаточное понимание мотивов и содержания обращений Маркополоса. Вполне возможно, многих недоразумений удалось бы избежать, если бы это дело поручили кому-нибудь из опытных финансистов. Кроме того, не исключено, что, если бы не деморализация, неразрывно связанная с характерным для Новой истории неуважением к законодателям, и не разрыв между трудовой нагрузкой и уровнем зарплат, обращение Маркополоса и/или защита Мейдоффа были бы восприняты иначе. Мы никогда не узнаем, был бы результат другим, если бы Комиссия получила более щедрое финансирование. Но нам точно известно, что расследование велось не на должном уровне, и это вполне соответствует старой пословице «Каждый получает то, за что платит». Четвертая часть от одной сотой цента – это не много; скаредное финансирование органов власти поощрялось постоянно и не только по отношению к Комиссии по ценным бумагам и биржам, но и вообще в русле концепции Новой истории о том, что «правительство является проблемой».