В начале осени 1917 года продолжалось организационное укрепление и усиление властных функций высших органов казачьего самоуправления. При этом возглавлявшие их казачьи лидеры, официально полностью поддерживая правительство и признавая его высшие властные приоритеты, тем не менее всячески стремились к усилению и формальных, и реальных законодательных и исполнительных полномочий казачьих органов власти. Они активно отстаивали федеративные принципы государственной организации, не без оснований усматривая в этом пути практической и официальной реализации своих властных устремлений. Попытки правительства контролировать эти процессы в казачьих областях вызывали у них значительное недовольство, рассматривались как вмешательство «во внутренние казачьи дела».

Для максимальной консолидации своих сил, укрепления политических позиций казачьими лидерами разрабатываются и весьма активно реализуются идеи объединения всех казачьих войск страны в одну организацию. Им даже удалось образовать Союз казачьих войск страны. Но его деятельность во многом оказалась чисто формальной и довольно неэффективной. Поэтому атаманами ряда войск, прежде всего юго-востока европейской России, начинает осуществляться план создания менее масштабного, но более действенного регионального казачьего союза. Работа в данном направлении стимулировалась и возраставшими в стране неконтролируемыми и дезинтеграционными процессами. Но созданный «Юго-Восточный союз казачьих войск» не получил необходимой поддержки со стороны казачества региона, относившегося к данному образованию весьма индифферентно. Планы же создания «Восточного союза казачьих войск» от Урала до Амура так и не вышли за рамки обсуждения.

Позиция казаков столичного гарнизона во время большевистского восстания в Петрограде и участие казачьих частей в известном походе Керенского—Краснова получили соответствующее освещение в историографии [1]. Но специальных работ, в которых бы всесторонне и обстоятельно были рассмотрены все аспекты данных вопросов, нет. К тому же целый ряд моментов как фактологического, так и содержательного характера вплоть до настоящего времени остается вне поля зрения исследователей.

Ко времени Октябрьского восстания в составе Петроградского гарнизона, то есть непосредственно в столице и в близлежащих пригородах, находились следующие казачьи части и подразделения. В самом городе располагались три донских казачьих полка (1-й, 4-й и 14-й), общая численность которых составляла 2,5 тыс. чел. [2], (по другим данным, она доходила до 3,2 тыс. чел. [3]), казачья сотня Николаевского кавалерийского училища (порядка 120 чел.), а также аппарат Совета Союза казачьих войск (примерно 50 чел.). В Царском Селе располагалась половина (две сотни) бывшего императорского конвоя численностью около 300 казаков. (Другая половина конвоя, сопровождавшая Николая II в его поездке в Ставку в г. Могилев и застигнутая там Февральской революцией, осталась на месте и уже на следующий день после отречения императора была переименована в Конвой Верховного Главнокомандующего. Но спустя немного времени генерал М.В. Алексеев отослал конвой на Кубань в распоряжение войскового атамана.) В Павловске находилась 6-я Гвардейская Донская батарея. В Гатчине, Петергофе, Красном Селе, Ораниенбауме были мелкие казачьи подразделения. Общая численность расквартированных в столичных пригородах казачьих подразделений составляла всего 820 человек [4]. В относительной близости к Петрограду находились части III конного корпуса, в состав которого входила 1-я Донская казачья дивизия (9-й, 10-й, 13-й и 15-й Донские полки), Уссурийская конная дивизия (Уссурийский, 1-й Нерчинский и 1-й Амурский казачьи полки и неказачий Приморский драгунский полк), шесть казачьих батарей (пять донских и одна Амурская), двухсотенный уссурийский казачий дивизион [5]. После корниловского выступления вплоть до 20-х чисел октября происходило рассредоточение частей корпуса по различным городам и населенным пунктам на очень значительном расстоянии друг от друга. Так, 13-й и 15-й Донские полки были в Ревеле, Уссурийский дивизион и четыре сотни 1-го Амурского полка в Боровичах, две сотни 10-го Донского полка в Новгороде, сотни Уссурийского и 1-го Нерчинского полков в Старой Руссе, Витебске, Осташкове и Торопце [6]. В г. Острове, где находился штаб корпуса, к моменту большевистского восстания в распоряжении командира корпуса генерала Краснова было всего 18 сотен (6 сотен 9-го Донского, 4 сотни 10-го Донского, 6 сотен 1-го Нерчинского и 2 сотни 1-го Амурского казачьих полков) и 16 орудий (12 орудий 6-й, 7-й и 27-й Донских и 4 орудия недавно сформированной и практически необученной, ни разу не стрелявшей 1-й Амурской батарей) [7]. В общей сложности части III конного корпуса к этому времени были разбросаны на большом расстоянии, более 450 км друг от друга вдоль фронта и примерно таком же в глубь фронта [8].

На дальних подступах к Петрограду, в Финляндии, располагались 5-я Кавказская казачья дивизия в составе четырех полков (1-го Кавказского, 1-го Таманского, 3-го Таманского и 3-го Линейного), двух батарей (4-й и 6-й Кубанских), пулеметной команды, четырехсотенного пешего стрелкового дивизиона, а также 23-й Донской казачий полк [9]. В целом все эти казачьи части, учитывая их высокий уровень боевой подготовки, большой фронтовой опыт, хорошую организаторскую работу и весьма высокую дисциплинированность, представляли собой достаточно серьезную военную силу.

Правительство и армейское командование далеко не безосновательно считало казачьи части наиболее организованными, дисциплинированными, боеспособными, надежными в политическом и военном отношениях. Но в то же самое время ими далеко не в полной мере учитывались изменения, происшедшие в сознании и общих настроениях казаков. Наиболее отчетливо они проявлялись, в частности, в казачьих полках столичного гарнизона. Так, члены специальной делегации донского войскового правительства, прибывшей в Петроград в первых числах октября с целью добиться у Временного правительства издания им оправдательной декларации по так называемому «делу Каледина», сразу же после встречи с казаками 1-го, 4-го и 14-го Донских полков потребовали от правительства и командования армией немедленного вывода этих полков из столицы ввиду «разложения» казаков под воздействием большевистской агитации [10]. Примечательно, что, по свидетельству очевидцев, посланцев войскового правительства казаки данных полков встретили весьма сдержанно [11].

Неслучайно в начале октября атаман А.М. Каледин направил командующему Петроградским военным округом полковнику Г.П. Полковникову срочное письмо, в котором настаивал на выводе донских полков из столицы. Но только через две недели, 20 октября, военный министр А.И. Верховский отдает распоряжение начальнику штаба Северного фронта генералу С.Г. Лукомскому о смене казачьих полков в Петрограде по причине их большевизации [12]. При этом следует сразу же оговориться, что, употребляя термин «большевизация», официальные лица в то время подразумевали главным образом общее усиление процессов критических, оппозиционных настроений среди казаков столичного гарнизона, отчасти падение дисциплины и, как следствие, отказ от исполнения приказов. О какой-либо их действительной большевизации, то есть о принятии большевистских политических установок, поддержке большевистской партии, говорить не приходилось.