Джеральд появился на заднем дворе, когда она пыталась засунуть кролика под мышку. Он подсознательно почувствовал ее ярость.

— Надо было поручить это слугам, — сказал он, торопливо подходя к Гудрун.

— Он такой ужасный! — Уинифред тоже была почти не в себе.

Крепкими, мускулистыми руками Джеральд взял кролика за уши и освободил Гудрун.

— Он просто чудовищно силен! — с ненавистью выкрикнула Гудрун высоким неестественным голосом, похожим на крик чайки.

Кролик свернулся клубком и, неожиданно распрямившись, постарался лягнуть Джеральда. Ход был просто гениальным. Гудрун видела, как напрягся Джеральд, в его глазах блеснула ярость.

— Я давно знаком с этими мерзавцами, — сказал он.

Неутомимый зверек снова с силой взбрыкнул, распластавшись на мгновение в воздухе, как летящий дракон, затем опять свернулся, затаив свою невероятную силу и взрывную мощь. Державший кролика Джеральд выдержал повторный натиск, только покачнулся и побелел от внезапной вспышки гнева. В мгновение ока он схватил свободной рукой кролика за горло и стал душить. Зверек издал пронзительный, полный предсмертного ужаса визг. Он конвульсивно бился в руках Джеральда, судорожно царапал его запястья и рукава, неистово сучил лапками, раскрыв белоснежное брюшко, но тут Джеральд решительным движением сунул его под мышку. Кролик сник и съежился. Лицо Джеральда осветилось улыбкой.

— Трудно представить, что кролик может быть таким сильным, — сказал Джеральд, глядя на Гудрун. Глаза ее были темнее ночи, отчего лицо казалось особенно бледным, — сущий призрак. Похоже, ее сознание помутилось от жуткого визга кролика во время короткой схватки. Джеральд смотрел на нее, и лицо его все ярче мерцало беловатым сиянием.

— Не очень он мне и нравится, — протянула Уинифред. — Лузи я люблю больше. Бисмарк противный.

По лицу Гудрун пробежала улыбка — ей стало лучше. Но она понимала, что раскрыла себя.

— Какой жуткий визг они издают, — воскликнула она тем высоким голосом, который так похож на крик чайки.

— Отвратительный.

— Не надо было глупить, когда тебя собирались вытащить, — говорила Уинифред, протягивая руку и осторожно касаясь кролика, безжизненно торчащего под мышкой у Джеральда, — она хотела убедиться, жив ли зверек.

— Он ведь не сдох, правда, Джеральд? — спросила она.

— Нет, хотя заслуживает смерти, — ответил он.

— Еще как заслуживает! — воскликнула девочка, его слова ее очень рассмешили. Теперь она увереннее дотронулась до кролика. — Как часто бьется его сердечко. Разве он не смешной? Ужасно смешной.

— Куда его отнести? — спросил Джеральд.

— В садик, — сказала Уинифред.

Гудрун смотрела на Джеральда потемневшими глазами, этот странный взгляд был полон тайного знания, он о чем-то молил, это был взгляд существа, целиком пребывавшего в его власти, хотя со временем положение могло измениться. Джеральд не знал, что сказать. Он чувствовал это взаимное дьявольское узнавание и понимал: надо как-то скрыть свои чувства. В его жилах скопилась бешеная энергия, женщина же выглядела слишком хрупкой, чтобы совладать с его чудовищным по силе, таинственным бледным огнем. Джеральд ощущал неуверенность, он испытывал приступы страха.

— Он сделал вам больно? — спросил Джеральд.

— Нет, — ответила она.

— Глупое животное, — сказал Джеральд и отвернулся.

Они пришли в маленький дворик, окруженный кирпичным потрескавшимся забором, в расщелинах которого росла желтофиоль. Мягкая, тонкая прошлогодняя трава устилала землю ковром, над головой сияло голубое небо. Джеральд швырнул кролика на землю. Тот не двигался. Гудрун с испугом смотрела на кролика.

— Почему он сидит неподвижно? — воскликнула она.

— Затаился, — ответил Джеральд.

Гудрун подняла на него глаза, по ее бледному лицу пробежала презрительная усмешка.

— Ну не болван ли он? — воскликнула она. — Законченный болван! — От ее недоброй насмешливости у Джеральда закружилась голова. Она глядела снизу вверх на него, и он в очередной раз прочел в ее глазах насмешливое узнавание. Между ними существовала связь, неприятная для них обоих. Отвратительные, порочные тайны связывали их.

— Сильно этот негодяй вас поцарапал? — спросил Джеральд. Он обнажил белую мускулистую руку, на ней краснели глубокие порезы.

— Какой кошмар! — воскликнула Гудрун, залившись краской при виде ужасного зрелища. — По сравнению с этим у меня сущие пустяки.

Она подняла руку и показала глубокую царапину на шелковистой белой коже.

— Ну и дьявол! — не удержался Джеральд. Увидев длинную багровую царапину на нежной коже, он, казалось, многое узнал о женщине. Ему не хотелось прикасаться к ней. Сначала надо как следует подумать. Похоже, длинный кровоточащий порез прошел через его мозг и, разорвав сознание, ворвался в немыслимо алый эфир подсознания, где таились непристойные желания.

— Вам не очень больно? — спросил он, в его голосе сквозила забота.

— Совсем не больно, — отозвалась она.

Кролик, который до сих пор сидел неподвижно, прижавшись к земле, — пушистый комочек, похожий на цветок, — вдруг пробудился к жизни. Словно пуля, выпущенная из ружья, он понесся кругами — этот меховой метеорит раз за разом совершал облет дворика, застав всех врасплох. Люди стояли пораженные, опасливо посмеиваясь, словно кролик действовал по внушению неизвестной волшебной силы. Вихрем носился он по траве у старой кирпичной стены — круг за кругом.

И вдруг он замедлил бег, заковылял, путаясь в траве, и наконец замер, размышляя, что делать дальше, — его нос подрагивал, как пух на ветру. Немного выждав, пушистый комок, следя за ними черным глазком, — хотя, может быть, им это просто казалось, — опять заковылял вперед и вскоре, остановившись, принялся с обычной кроличьей жадностью щипать траву.

— Да он просто псих, — сказала Гудрун. — Совсем свихнулся.

Джеральд рассмеялся.

— Вопрос в том, что есть безумие, — сказал он. — Не думаю, что у кроликов такое поведение считается ненормальным.

— Значит, вы не считаете его психом? — спросила она.

— Нет. Он просто кролик.

По его лицу пробежала странная улыбка, в ней было что-то непристойное. Глядя на него, Гудрун понимала, что и он, и она знают нечто, известное только им. На какое-то мгновение она ощутила смущение.

— Слава богу, что мы не кролики, — пронзительным высоким голосом чуть ли не выкрикнула она.

Улыбка сильнее обозначилась на его лице.

— Не кролики? — переспросил он, не спуская с нее глаз.

Ее лицо медленно расплылось в столь же непристойную улыбку.

— Ах, Джеральд, — отозвалась Гудрун резко, почти по-мужски, — мы те же кролики и даже хуже. — В ее взгляде была шокирующая беспечность.