– Все так же, как у «ботаников».

– Нет, Монтгомери, у «ботаников» все слишком прозаично. Они попросту насилуют юных девиц. Я же своих девушек боготворю. И к тому же благодаря моей щедрости они потом счастливо выходят замуж. А вот Добсона вообще не следовало приобщать к нашей семейной традиции.

– Констебль Барнабас сегодня сообщил мне об одном диком обстоятельстве, касающемся Добсона, – сказал Хью. – Когда судебный эксперт осмотрел его тело, то выяснилось, что Тревор Добсон был кастрирован.

Граф лишь гнусно усмехнулся:

– Этот дурацкий бриллиантовый листок определенно скрывал полнейшее отсутствие того, чему под ним полагалось быть! – Граф прошествовал к своему трону и сел на него. – Добсон получил то, что заслужил. Сожалений по этому поводу ты от меня, во всяком случае, не услышишь.

– Он же был твоим братом. Почему ты так ненавидел его?

Граф наклонился вперед и, вдруг вспыхнув от ярости, закричал:

– Потому что этот мерзавец спал с моей женой!

Хью был потрясен.

– С моей матерью? Так, значит, они все-таки были любовниками! – Ярость и боль в глазах отца подсказали Хью, что все обстояло именно так. – И ты его за это кастрировал. – Это был не вопрос, а утверждение.

Боксли даже не сделал попытки это отрицать.

– Мало того, что он соблазнил мою жену, так он еще позволил этой глупой молочнице удрать. Она ударилась в истерику и сама не видела, куда несется, – вот и упала со скалы. А потом ты нашел ее тело и без конца говорил об этом и задавал массу ненужных вопросов. – Голос Боксли стал до странности тягучим, после того как он сделал еще несколько глотков из своего кубка.

Хью видел, что глаза графа постепенно стекленеют. В пойло явно был подмешан наркотик. Что, если попытаться воспользоваться его состоянием? Хью решил разговорить старика. И начал вспоминать давно минувшие времена.

– Ты в самом деле думаешь, что моя мать и Добсон были любовниками?

– Я в этом уверен. Почему, как ты думаешь, я отослал ее прочь?

Хью почувствовал, как у него защемило сердце.

– Так, значит, она не была душевнобольной? Ты упек ее в лечебницу потому лишь, что у нее завязался роман?

Граф посмотрел на Хью так, словно тот был непроходимым тупицей.

– Я обязан был думать о своей репутации. Всю свою жизнь я посвятил тому, чтобы восстановить былое величие и славу нашего рода. Я не мог позволить твоей матери все разрушить.

Боксли говорил так, словно смерть жены была мелочью по сравнению с усилиями, которые он прилагал, чтобы поддерживать свою кристально чистую, по его убеждению, репутацию. Хью почувствовал, как его захлестывает гнев. Он с силой сжал кулаки и выкрикнул:

– Но она же покончила с собой в этой лечебнице!

– Она была мне неверна и заслуживала того, чтобы умереть, – убежденно произнес он. – К тому же не думаю, что ей самой так уж хотелось жить после того, как ее любовник лишился своего мужского достоинства.

Хью сделал глубокий вдох и шумно выдохнул.

– Как… Каким образом тебе удалось кастрировать моего дядюшку, не убив его при этом?

Граф улыбнулся:

– Это потребовало помощи, которую с готовностью предоставил доктор Кили. Жутко кровавая процедура, должен заметить. Я, разумеется, присутствовал при этом. Как обманутый супруг я имел на это полное право.

– Ты лишил его мужского достоинства только из-за того, что он переспал с твоей женой?

– И еще не забудь про девчонку, из-за смерти которой ты столько времени сходил с ума. Тревор угрожал скомпрометировать честь семьи, которая на протяжении нескольких столетий была одной из самых уважаемых. Нам приходилось платить немалые деньги за девчонок, а Добсон едва не поставил все под угрозу, когда позволил одной из них улизнуть.

Боксли встал и картинным жестом скинул с себя свой белоснежный плащ. Под плащом на нем была лишь набедренная повязка из оленьей кожи, над которой была вытатуирована огромная бабочка. Глядя на порядком сморщившуюся кожу на груди отца, Хью с особой ясностью осознал, что, несмотря на всю его показную браваду, это был попросту жалкий сумасшедший старик.

– Узрите священную бабочку! – произнес Боксли хорошо поставленным голосом. – Она появляется на свет из куколки. Тот, кто узрит богиню, обретает бессмертие.

Он подошел к костру, поднял небольшой кувшин и вылил часть его содержимого, в огонь. Языки пламени синими и красными всполохами взметнулись высоко вверх.

– Очень впечатляет, – хмыкнул Хью.

– Я каждое воскресенье хожу в церковь на службу, – сказал Боксли, оглянувшись на сына. – Этого вполне достаточно, чтобы иссушить душу любого. Этот бог, которого распяли на кресте, предлагает всем вечную жизнь, но, чтобы получить ее, требуется превратить свое земное существование в ад. Бедность, самоистязание и самоуничижение – вот главные шаги на пути к вечному блаженству. Я не знал настоящего счастья до тех самых пор, пока отец не посвятил меня в друиды. Древние язычники верили, что тело – это священный храм, и поклонялись ему, наше же общество требует от нас притвориться, будто никаких телесных потребностей не существует, будто все плотское порочно. Ты знал, что твоя мать устраивала истерики каждый раз, когда я являлся к ней исполнить свои супружеские обязанности?

– Тогда неудивительно, что она искала утешение в объятиях твоего сводного брата, – прошептал Хью.

Граф бросил на сына полный ненависти взгляд:

– Как ты смеешь защищать эту прелюбодейку и осуждать меня?! Любовь, которой она не могла мне дать, я нашел здесь.

– Любовь! – усмехнулся Хью. – Чью?

Боксли перевел затуманенный взгляд на камень, возле которого стояла Софи.

– Вот она, моя прекрасная Керридвен. – Он подошел к девушке и приподнял ее голову за подбородок. Софи держалась очень мужественно, и только взгляд ее то и дело обращался к Лидии, которая подбадривала девушку кивком. Они явно успели договориться о том, как им следует себя вести. – Как же она прекрасна! И такая невинная, такая чистая. Моя белая богиня. Знаешь, Хью, благодаря ей я никогда не умру. Она бессмертна.

Хью украдкой бросил взгляд на Лидию. Она чуть улыбнулась и одними губами произнесла: «Он безумен».

– У этой девушки есть имя. Ее зовут Софи Парнхем, – подчеркнуто спокойно сказал Хью. Был ли смысл пытаться договориться с этим человеком? Хью начал сомневаться в том, что это стоит делать. – Софи никакая не Керридвен. Ты похитил ее. И собираешься ее изнасиловать. Давай будем называть вещи своими именами.

– Ты глупец, который ничего не понимает, и понимать не хочет, – выспренно произнес Боксли. – Она возжелает меня еще до того, как кончится эта ночь. Пригубив напиток из магического котла, она поймет силу, мощь и красоту настоящего экстаза.

Он провел рукой по груди девушки. Хью метнулся было вперед, однако заставил себя остаться на месте. Прежде чем он положит конец всему этому фарсу, ему следовало узнать еще одну вещь.