Чемодан, словно Сивка-бурка, возник в центрекомнаты, но Алла не обратила внимания на кофр-скороход.

– Я не могу...

– Так, – бесцеремонно перебил ееМакс, – неуважение, оказанное моей девушке, является неуважением,проявленным ко мне, а неуважение ко мне...

– Максик, – замела хвостомАлла, – но я же не знала, что вы вместе!

– Сейчас же поставлю на лоб Лампефирменное клеймо нашего рода, – гаркнул Макс, – а пока я ее везу втату-салон, Романову устраивают в Юркином люксе с непременным комплиментом отзаведения за причиненные неудобства. Айн, цвай, начинай! И запомни: ктообидит Лампу, тот будет иметь дело со мной. Андестенд, май лав? Гуд-бай, беби!

Алла безостановочно кивала, Макс схватил меняв охапку и выпихнул за дверь.

– Пошли, – приказал он –двигаем на второй этаж.

– Может, не стоило так резко? –промямлила я. – Неудобно как-то!

Максим прижал меня к стене:

– Запомни, люди делятся на две категории.Первая, очень малочисленная, способна оценить интеллигентность собеседника иникогда не воспользуется ею в своих целях. Вторая, имя ей легион, считаетзастенчивость и нежелание конфликтовать слабостью и готова со счастливойулыбкой пинать того, кто не хочет выяснять отношения. Алка принадлежит ковторой. Сегодня ты согласишься остаться в вонючем номере, завтра тебе вресторане подадут тухлую рыбу. Алла Михайловна понимает только язык пощечин,вот сейчас она тебя зауважала и будет впредь перед тобой ковром стелиться.И потом, ты заплатила немалые деньги за комфорт, испорченнаяканализация – не твоя забота.

– Мне не нужно уважение Аллы, –пискнула я.

– А мне не нравится, когда обижают моюбабу, – рявкнул Макс.

Я вытаращила глаза, но решила промолчать,Максим выглядел по-настоящему взбешенным. Потом скажу ему, что не надо называтьменя «моя баба». Я свободная женщина, я ничья.

Макс быстро зашагал по коридору, япоторопилась следом, пытаясь разобраться в букете непонятных эмоций. До сих порникто не считал меня своей женщиной и никому не приходило в голову защищатьгоспожу Романову от неприятностей. Я справляюсь с невзгодами сама. Уйдя отмужа и похоронив Ефросинь[6]я превратилась в сильного, самодостаточного человека, независимого как вматериальном, так и моральном плане. Я больше не слабая, вечно больнаянезабудка, неспособная зашнуровать себе ботинки.

Но сейчас на секунду я вновь ощутила себямаленькой девочкой, у которой есть сильный папа, и растерялась от того, чтоиспытываю к Максиму благодарность.

Едва мы вошли в номер Макса, как хозяин сунулмне листки:

– Читай.

Я села в кресло и углубилась в текст.Честно говоря, я подозревала, что в далеком прошлом четы Пронькиных естьнекрасивая тайна, но правда оказалась шокирующей.

Настоящая фамилия Константина была Пронь.Мальчик рос в неблагополучной семье. Непонятно, по какой причине он получилотчество «Львович»: своего отца ребенок никогда не видел, а вечно пьяная матьне могла сказать, от кого родила сына. Наверное, Алине просто нравилось имя«Лев». Когда Костику исполнилось шесть лет, маменька благополучно отравиласьсуррогатной водкой и умерла. Впереди замаячила перспектива детдома, но тутсовершенно неожиданно отыскался Валерий, брат непутевой Алины, он взялплемянника на воспитание. Валерий считался женатым человеком, но жил один внебольшой квартирке, служил оператором в газовой котельной, одевалсянеприметно, получал маленькие деньги. Сначала Костя радовался новой жизни: онтеперь имел чистую постель, вкусную еду, игрушки, Валерий даже купил емувелосипед, а летом повез племянника на море.

Но классе в третьем Костя стал удивляться.Скромный оператор котельной, похоже, ни в чем не нуждался. Если одежду Валерийносил скромную, то на харчах не экономил, покупал мясо на рынке, приносилраздобытые невесть где деликатесы. И уж совсем шикарно он жил в Сочи,снимал там у говорливой Кристины двухэтажный кирпичный дом, кормил Костювиноградом, клубникой, персиками, чурчхелой, грецкими орехами, ачмой. ИногдаВалера сам становился к плите и готовил сациви, хачапури, долму. В дядькеявно пропадал повар, Костя даже облизывал тарелки – такую вкуснотищуготовил опекун.

Лет в тринадцать Костя случайно сталсвидетелем скандала между Кристиной и Валерием.

– Еще раз за руку поймаю, – шипелдядька, – враз всего лишишься.

Дальнейший разговор принял излишне откровенныйхарактер, и Костя неожиданно понял: двухэтажный кирпичный дом с немеренымучастком и громадным садом принадлежит Валере, Кристя – подставное лицо.

Костя провел несколько бессонных ночей, потомпришел к дяде и прямо спросил:

– Чем ты занимаешься?

Валера прикинулся удивленным:

– Отдыхаю.

Но Костя проявил упрямство:

– Я знаю, чей это дом! Лучше скажи мнеправду.

Валерий улыбнулся:

– Вырос мальчик. Я зарабатываюденьги, скоро отойду от дел, ты вместо меня поле вспахивать будешь.

– А как ты все это добываешь? –полюбопытствовал Костя.

– Есть такие лекарства, – объяснилВалерий, – их употребляют очень больные люди, которым уже ничего непомогает. Врачи им таблетки не прописывают, не хотят умирающим помогать, а мнебедняг жалко, вот я и торгую. Но об этом никому ни слова говорить нельзя, еслименя поймают, то посадят на много лет, а ты очутишься в детдоме. Я тебевсе чуть позднее детально объясню, а пока молчок. Если хочешь, можешь помочь,мне нужен в деле свой человек.

Через год Костя великолепно разбирался внаркотиках и мог на глаз определить, с чем смешали кокаин: с мелом или зубнымпорошком. У поставщиков не было шансов обмануть глазастого, умного паренька,который, лишь мельком посмотрев на «травку», тут же сообщал, откуда онаприбыла: из Средней Азии или из Ирана. В четырнадцать лет Костя придумал,как транспортировать большие партии анаши из Казахстана. К делу привлекливоенных летчиков с местных авиабаз. Трава формировалась в виде большихпрямоугольников и простегивалась полосатым полотном. Хитрый матрас летел вМоскву в багажном отделении военного самолета. Никто не обращал внимания на неслишком чистую «подстилку», за которой потом приезжал курьер.