Минляна несколько встревожило то, что остывшая было тайна Ма Сяомэн вспыхнула с новой силой; в то же время он рассудил, что воспринимать это обстоятельство так же остро как и двадцать лет назад было бы неправильно; то, что раньше было фактом, спустя двадцать лет превратилось в досужие домыслы; если раньше доказательством деяний Ма Сяомэн выступала рекламная листовка, то сейчас это была голословная брехня; в свое время Сунь Эрхо на этой почве осмелился даже шантажировать Ма Сяомэн, сейчас же никто не смел говорить о таких вещах в лицо, эти сплетни разве что пережевывались за спиной; оставалось лишь подождать, когда народ пресытится и про все забудет. Успокоив себя такими мыслями, Минлян все-таки предупредил сына:

– Только маме про это не рассказывай.

– Понятное дело, – откликнулся Хунчжи.

Вечером после ужина Минлян посмотрел на диване телек, побродил в телефоне, наконец, чувствуя, что засыпает, пошел в свою спальню, улегся в постель и уже хотел было выключить ночник, как вдруг к нему ворвалась Ма Сяомэн.

– Беда стряслась! – выпалила она.

Минлян уже было подумал, что Ма Сяомэн узнала про ее ожившую тайну. Напустив на себя самый непринужденный вид, он попробовал ее успокоить:

– Что бы не случилось, отразим любые атаки, примем необходимые меры. Что там стряслось?

– Помнишь Сянсю?

Минлян облегченно вздохнул, оказывается, Ма Сяомэн собиралась рассказать не про себя, а про ее знакомую; разумеется, Минлян помнил Сянсю, это была та самая прохвостка, которая распространила в Яньцзине непотребную рекламу про Ма Сяомэн; не так давно она хотела приехать к ним вместе с больной сифилисом подругой; побоявшись такого соседства, они ей отказали.

– И что с ней? – спросил Минлян.

– Умерла.

От неожиданности Минлян уселся в кровати.

– Умерла? Как так?

Ма Сяомэн, дрожа от страха, принялась объяснять:

– Три месяца назад она позвонила и сказала, что хочет приехать к нам вместе с подругой, у которой сгнила половина лица, а я тогда ответила отказом, помнишь этот случай?

– Помню, мы же вместе тогда приняли решение.

– А сегодня я узнала, что ее больная подруга это она сама; в тот раз она решила проверить, как я отнесусь к пребыванию в нашем доме сифилитички.

Минлян хлопнул себя по лбу, теперь до него тоже дошел изначальный умысел Сянсю.

– Так она умерла из-за своей болезни?

– Ее болезнь не обострилась, она просто повесилась на молочной ферме в Уланчабе, – сказала Ма Сяомэн и принялась объяснять, – все, кто готов наложить на себя руки, это люди, потерявшие последнюю надежду, я ведь и сама через это проходила. Если бы я ей не отказала и разрешила пожить у нас несколько дней, мы бы потолковали с ней о том о сем, и ей бы стало легче, тогда бы она уж точно не повесилась.

Минлян промолчал в ответ, он понимал, что Ма Сяомэн в общем-то права; к счастью, когда сама она отчаялась на такой шаг, Минлян вовремя ее спас и потом увез в Сиань.

– Мне только что звонила тетка из Яньцзиня, она и сообщила эту новость, я сразу подумала, что это я убила Сянсю, – тут Ма Сяомэн дала волю слезам и запричитала, – когда-то мы с ней враждовали, а потом она сама мне позвонила, хотела приехать. Ты понимаешь, в каком она была отчаянии? И как я тогда не догадалась?

Сделав паузу, она спросила:

– Минлян, как думаешь, можно сказать, что это я убила Сянсю?

Минлян долго не отвечал; когда повесилась его мать, Интао, он всегда обвинял в этом себя, считал, что та умерла из-за того, что он отправился за газировкой; когда же во дворике уханьской больницы у него состоялся разговор с отцом, то оказалось, что Чэнь Чжанцзе тоже считал себя виновным в смерти Интао; если говорить о том, что к смерти Сянсю была причастна Ма Сяомэн, так прежде чем отказать Сянсю, она обсуждала это с Минляном, решение они приняли обоюдно, таким образом, Минлян тоже нес ответственность за ее смерть; помнится, двадцать лет назад, буквально на следующий день после того, как Сянсю расклеила рекламные листовки про Ма Сяомэн, Минлян отправился домой к Сянсю, но та уже покинула Яньцзинь. Он увидел лишь ее фото в рамке: круглолицая, с большущими глазами она смотрела прямо на него и улыбалась, на щеках ее играли ямочки.

– Все равно уже ничего не поделаешь, и винить себя незачем, кто заставлял ее наводить тень на плетень? – стал успокаивать жену Минлян.

– Мне так тяжело на душе, – всхлипнула Ма Сяомэн, – можно сегодня поспать у тебя?

– Спи, конечно, и хватит уже думать об этом, – откликнулся Минлян и добавил, – я тоже виноват, что не вник тогда в суть дела, как следует не расспросил тебя.

Ма Сяомэн уже уснула под бочком у Минляна, а тот все еще глядел в потолок: как же все непредсказуемо в этом мире, – вздыхая, думал он.

В мгновение ока пролетело два месяца. После трех часов поток клиентов, приходивших в «Маршал Тяньпэн» пообедать, уже успевал схлынуть, а к ужину народ начинал подтягиваться уже после пяти. В этот двухчасовой промежуток все работники ресторана убегали прогуляться на торговую улицу рядом с Большой пагодой диких гусей. Помнится, когда Минлян и Ма Сяомэн подрабатывали в яньцзиньском ресторане «Маршал Тяньпэн», то в свободное время Минляну нравилось уходить на берег реки и играть на флейте. Сейчас же, пользуясь передышкой Минлян заварил в чайничке чай и уселся за столиком на улице, чтобы заодно погреться на солнышке. Он пил чай, грелся на солнышке и глазел на снующих туда-сюда прохожих. Понемногу его стало клонить в сон, он откинулся на спинку стула и хотел уже было вздремнуть, но тут заметил какого-то человека с мешком, который стремительно направлялся в его сторону. Минлян предположил, что это кто-то из деревенских, приехавших в город на подработку, поэтому особого внимания не него не обратил. Однако вскоре этот человек подошел к ресторану Минляна, огляделся по сторонам и, прочитав вывеску, поставил мешок на землю, вытер со лба пот и пробормотал:

– Так вот он где.

Заметив сидевшего у входа Минляна, человек спросил:

– Скажите, пожалуйста, этот ресторан принадлежит директору Чэнь Минляну из провинции Хэнань?

Минлян очнулся ото сна и, услыхав, хэнаньский акцент, тут же откликнулся:

– Да, что вы хотели?

– Мне нужно увидеться с директором Чэнем.

– По какому вопросу?

– По важному.

Минлян не удержался и прыснул со смеху:

– И что же это за важное дело? Я слушаю.

– Вам не могу рассказать, только директору Чэню.

– Я и есть Чэнь Минлян.

– Только не надо меня обманывать.

Минлян перешел на хэнаньское наречие:

– А ну, послушай-ка, теперь узнаешь