И опять началось хождение по кругу. На этот раз не выдержал воевода: он пошел в активное наступление, широко размахивая мечом. Друг Батыя, однако, успешно отражал удары. Но, как выяснилось, за сражением двух непримиримых врагов наблюдали и с земли. Увидев, что урус вот-вот одолеет Менгу, один из стрелков хана пустил стрелу. Та впилась в руку воеводы чуть выше локтя.

Превозмогая боль, Димитрий продолжал наступать, но силы — вместе с сочащейся из раны кровью — постепенно покидали его. Вдобавок Менгу, улучив момент, рассек ему предплечье. Казалось, еще миг, и… воевода будет повержен. Но тут русских обуяла невиданная ярость, и они, как львы, набросились на татар. Только поспешное бегство спасло Менгу и его соплеменников от плена. А то и от смерти…

Однако передышка была недолгой. В бой вступили свежие ханские тургауды, которые тотчас начали теснить киевлян. Тогда-то и поднялась на стену Всеславна. Увидев отступающих воев, она выхватила меч и с криком «Вы хуже баб!» бросилась на врагов, первым же ударом сразив одного из них насмерть. Ее пример воодушевил защитников, и рубка завязалась с новой лихостью.

К сожалению, силы были неравны: монголы бросали на стены Киева все новые подкрепления. Один за другим падали русские бойцы, и некому было их заменить. Уцелевшие сплотились подле Всеславны. «Где ты, Кулотка? Где ты, Гол-богатырь?» Но нет рядом героев. Кулотка ждет в условленном месте возвращения Аскольда, а Гол с горсткой бойцов держит оборону у пробитого монголами проема, дабы те не прорвались в город.

Жестокий бой на стене меж тем продолжался. Оказавшийся рядом дружинник успел отбить занесенную над головой Всеславны татарскую саблю, но принял смертельный удар на себя. И осталась она с озверевшей вражьей стаей с глазу на глаз. Спасения нет. Выхватив нож, княжна попыталась вонзить его себе в сердце, но цели не достигла — помешала кольчуга. А второго удара ей попросту не позволили сделать: два здоровенных монгола схватили ее за руки и поволокли к лестнице.

Как ни билась Всеславна, как ни сопротивлялась, но одолели ее нечестивцы и повели в свой стан. Почувствовав, что ослабла вражья хватка, вырвалась княжна. Выхватила у зазевавшегося татарина саблю и пошла полосовать направо и налево. Второй, обозлившись, выхватил лук и прицелился. И вдруг на него коршуном обрушился какой-то всадник.

— Стой, поганая морда! — заорал он, и засвистела пронзительно апайка.

Больно обожгла она стрелка. Оторопел он: кто посмел? Глядь, а перед ним сам Менгу! Упал воин на колени, головой в землю уперся.

Растерялась и Всеславна: кто это?

— Взять! — раздалась команда.

Подскочили два тургауда и потащили ее к хану в шатер. Там будут судить уруса. Любит Менгу, как и его повелитель, отважных и дерзких воинов. Вот и Батыю захотелось взглянуть на смельчака. Когда же тургауды толкнули пленника, дабы заставить пасть пред ханом на колени, упал шлем с головы Всеславны, и рассыпались по плечам роскошные пышные волосы. Обомлели вороги: «Баба!»

Всеславна стояла перед ними, гордо вскинув голову. Глаза ее яростно сверкали, лицо полыхало праведным гневом. «До чего ж прекрасна!» — оценили даже монголы, отступив на миг от своих понятий красоты. Нет, не полетит сегодня ее голова с плеч. И не отдаст ее Менгу на потеху воинам. Хан сам решит, как ему поступить с пленницей. Но позже. А пока… пока прикажет оставить ее в юрте и стеречь, не спуская глаз.

* * *

Аскольду везло. Попутный ветер нес его как на крыльях. Снежная завеса скрывала от острых татарских глаз. Зарево над Киевом служило хорошим ориентиром. Наконец он вновь оказался у знакомых стен, ставших уже родными. Не дождавшись условного сигнала, Аскольд решил подняться на стену самостоятельно, благо на этой стороне было по-прежнему тихо. Нашел оставленную загодя веревку. Зарыв поблизости сани в снег, подошел к лестнице. И вдруг увидел сидящего под ней на корточках человека. Прижавшись спиной к башне, тот спал, гулко похрапывая.

— Эй, — окликнул Аскольд, стараясь перекрыть шум ветра.

Человек вскочил и схватился за меч.

— Кулотка! — радостно вскричал Аскольд.

— Аскольд!.. — друг бросился к нему, широко раскинув руки. — Я тово… заснул малость. Первый раз за несколько дней, — начал было он оправдываться.

— Брось. Скажи лучше, как город? — перебил его Аскольд.

— Плохо, — махнул тот рукой. — Татары вот-вот стену пробьют. Воевода ранен… В церковь отнесли.

— Бегом к нему!

Димитрий лежал прямо на полу на шкурах, закрыв глаза. В изголовье горели несколько свечей. Рядом сидел монах и вполголоса читал молитву. Лицо воеводы было бледным и безжизненным.

Аскольд опустился на колени и, приставив ухо к его лицу, уловил слабое дыхание.

— Аскольд? — услышал он тихий голос воеводы.

— Я, я, дружище…

— Жив!.. Слава те Господи! А я… вот, — Димитрий застонал, пытаясь подняться.

— Лежи, лежи. Тебе пока нельзя шевелиться, — нарочито строго произнес Аскольд.

— Как сходил?..

Аскольд коротко рассказал о своей вылазке, горько посетовав, что не удалось, пользуясь случаем, ворваться к хану в шатер.

— Один ты вряд ли справился бы, — заметил воевода и замолчал, собираясь с силами.

Вдруг в церковь ворвался какой-то вой и с порога заголосил:

— Татары! Сюда идут!..

Аскольд вскочил и, крикнув воеводе: «Скоро вернусь!», — бросился вон.

На улице он увидел мчащуюся в его сторону большую группу воинов.

— Стойте! — преградил им дорогу Аскольд, обнажив меч.

— Козелец, — раздался из толпы чей-то голос, — татары прорвали стену!

— За мной!

Защитники послушно устремились за ним.

Ветер бушевал, раздувая пожары еще пуще. Казалось, горел весь Киев. Некоторые горожане безуспешно пытались спасти свои жилища. Стон, слезы и проклятия неслись отовсюду.

Воины, возглавляемые Аскольдом, миновали старый город, и до них тотчас донеслись отголоски продолжающейся битвы. Аскольд остановил дружинников. Его взгляд остановился на молодом здоровом киевлянине, стоявшем рядом.

— Как звать? — обратился к нему Аскольд.

— Данило.

— Слушайте внимательно! — крикнул козелец всем. — Вы, — он рассек в воздухе отряд надвое и указал на правую половину, — пойдете с Данилой. Ты, — он ткнул в парня пальцем, — будешь сотником. Зайдешь слева и схоронишься. Как только увидишь, что я со своей группой начну отходить, ударишь татарам сбоку. Ясно?

Тот кивнул и, махнув рукой, крикнул:

— За мной!

Аскольд повернулся к оставшимся и поднял меч вверх:

— С нами Бог! Пошли и мы, други!

Татары не ожидали этой атаки. Они надеялись, смяв остатки сопротивляющихся, мощным потоком разлиться по всему городу. Ан нет! Ярость невесть откуда выскочивших урусов была столь велика, что враг благоразумно решил отступить. Русичи торжествовали!